Первое, что увидел Конан, когда мутная пелена окончательно спала с его глаз, и он смог подняться — огромный ствол поверженного дерева. Там, где еще недавно было жилище Дестандази, виднелся чудом уцелевший ткацкий станок и перевернутый стол с витой ножкой. Киммериец огляделся: возле источника он заметил стоявшего на коленях Гевула и Сандокадзи с деревцем в руках. Когда он подошел к ним, увидел лежащую на земле жрицу Джаббал Сага.

Лицо Дестандази было все так же спокойно, губы чуть улыбались, казалось, она спала. Но Конан вспомнил ее слова о том, что произойдет, когда умрет старый вяз, и понял, что сон этот вечный.

— Рано ты ушла, дриадка, — услышал он негромкий голос Гевула, — грустно мне без тебя будет…

— Умерла? — тихо спросил подошедший Сантидио.

— На этот раз, кажется, да, — ответил киммериец.

— Надо было отсечь ему голову, — говорил коваль, — знаю же, что этой публике башку сносить надо…

— И то не всегда помогает, — заметил варвар.

— Единственное, что меня утешает, — сказал Гевул, — она видела, как я дрался. А как я дрался, парень!

Он только сейчас взглянул на Конана.

— Я тоже видел, — сказал тот, — но думал, что это сон. Неплохой меч ты сделал, кузнец.

— Он еще и не то может, — заверил Гевул, — обращаться только с умом надо. Ладно, люди, вы ступайте, мы тут с дочерью сами управимся…

— С дочерью? — не поверил своим ушам варвар. — Так Сандокадзи — твоя дочь?

— А ты думал — духа небесного?

— Я ее брат, — сказал дон Эсанди, — и хотел бы присутствовать при погребении.

— А кто говорит о погребении? — вскинулся коваль. — Вот если бы вяз умер, а ее в Зачарованном Месте не оказалось бы — тогда да, тогда копай яму. А так мы деревце-то посадим и положим нашу красавицу в укромное место. Там она лежать будет целехонька, вы ж знаете, у нас тут мало что меняется. А когда дерево в силу войдет, может, смилостивятся боги, вернут мне дриадку мою… Может быть…

По его уродливому лицу вдруг потекли слезы. Коваль смахнул их огромной ручищей и решительно поднялся.

— Ладно, хватит сопли распускать, отваливайте, парни. И падаль эту заберите, — он кивнул на тело чернокнижника, — в зарослях бросите, живые кусты сами о нем позаботятся. Санди, малышка, сбегай к вязу, принеси ножны, что мать делала, ларец, я видел, цел остался.

Дон Эсанди вдруг шагнул к кузнецу и крепко его обнял.

— Ну-ну, — проворчал тот, — двигай в свою Кордаву, родственничек…

Уже взошла луна, когда Конан и Сантидио вышли на берег Черной. Они обнаружили хозяев торгового поста связанными и освободили, получив в благодарность невнятное ворчание. Решив не задерживаться, друзья оттолкнули свою лодку от берега, и темная вода понесла их на юг.