Ожил экран – тот, что обычно показывал неподвижную, мертвую картинку. Экран, показывающий внутренности крематория.

Это здание, имевшее, скорее, функцию устрашения, необходимое для общего антуража, для диких, но, в общем-то, логичных задумок, пугало самого Павла. Да, вид его должен был напоминать массовке о ее месте, о том, что жизнь каждого из статистов – пыль.

Так было задумано.

Но массовка слишком быстро обрела собственную, совершенно невообразимую волю. И самым непостижимым образом исполнила давние желания Павла.

Она отомстила его обидчикам, просто убив их.

И это декоративное устрашение стало, в общем-то, ни к чему.

Но страх, поселившийся здесь, обрел плоть и кровь. И стал жить своею собственной жизнью, обживая лагерь, самостоятельно выбирая жертвы. Павел нарочно остановил работы над крематорием, чтобы избежать соблазна использовать его по назначению.

Но теперь чувствовал, как недостроенное строение с трубой смотрит на него мертвыми глазницами и требует пищи для своей голодной топки.

Сегодня он поел с аппетитом.

Но то, что узрел на ожившем экране, способно надолго отбить желание есть.

Крематорий добился своего. Даже недостроенный, он умудрился отхватить кусок сырой человечины…

Они тихо двигались на ощупь по ужасно узкому коридору, пока не уткнулись в стену. Было слышно, как Данила с кряхтением отодвигает в сторону что-то массивное. Тут же вновь стали слышны голоса молящихся.

– За мной! – шепнул Данила и полез куда-то в темноту.

Ныряя в узкую пыльную нишу, натыкаясь на какие-то металлические выступы, Артемий понял, что голоса – совсем близко. Откуда-то показался лучик света – и источником его были не факелы. Задрав голову, Артемий увидел бледный кружек звездного неба. Будто они на дне длинной подзорной трубы…

Нет, не подзорной.

Трубы крематория.

Они в топке.

Очень просто представить себе бушующее вокруг пламя. И нудные голоса за чугунной заслонкой только нагнетали панику.

– Не отставай! – шепнул Данила.