На погибших террористах, если можно так назвать психов, облаченных в средневековые одежды, не было ни имен, ни отпечатков, вообще никаких данных. Складывалось впечатление, что они вовсе не из нашего мира. С луками, саблями, мечами. Да не с какими-нибудь бутафорскими игрушками, а с настоящим, боевым оружием. Некоторые из них в доспехах, сделанных из бронзы. Всё это заводило следственную группу в тупик, выхода из которого пока не было. Взрыв уничтожил видеозаписи с камер наблюдения. Электроника в радиусе трехсот метров выгорела дотла и не подлежала восстановлению. Злоумышленники налицо, но, к сожалению, мертвы. Свидетели путались в показаниях и несли какой-то бред о шамане с бубном и таинственном ритуале. Те, что впали в кому, постепенно приходили в себя, но врачи требовали не беспокоить несчастных. Да и что бы они прояснили, если даже те, кто отделался легким испугом, не могли связать трех слов.

Капитан Кожабеков как раз держал в руках дело о происшествии в музее, когда в кабинет вошел Никитин, оперативник отдела.

– Вижу, Асхат, всю работу свалили на тебя одного.

– У меня голова кругом от неразберихи, что тут творится. Читаю материалы дела и глазам собственным не верю. Несвязный бред…

– Да еще и эту многострадальную стелу из музея на тебя свалили.

– Почему многострадальную? – тут же зацепился Асхат за мимоходом брошенное слово коллеги.

– Ну как же. Два года назад какой-то душевно расстроенный торчок пытался разбить ее кувалдой. Скалывал надписи, пока его охрана не оттащила. Парень явно был невменяем. Сейчас где-то в психушке вместо срока парится.

– А кто вел дело?

– Кто-то из ваших и вел. Мы только на задержание выезжали.

– Псих он или нет, но чем черт не шутит. События в торговом центре и взрыв стелы в музее произошли чуть ли не одновременно. Вдруг он что-то знает?

– Так подними дело. Поспрашивай у своих.

– А в этом есть смысл! Может, хоть что-то прояснится? Трезвой логикой здесь не разгрести.

– Ну да, – ухмыльнулся Никитин, – психа тебе в помощь.

– Зацепин Николай Андреевич. Непростой случай. Заболевание перешло в острую фазу после тридцати лет, что весьма странно, – пробубнил чопорный доктор, листая личное дело больного. – На сегодняшний день мы имеем классическую паранойю. Мания преследования, потусторонние голоса, агрессивное поведение. Хотя в последнее время он притих. Недели три назад просто бесновался, а сейчас ничего, спокоен. Мы ему даже снизили дозу…

– Он в состоянии поговорить со мной? Или… – спросил Асхат с надеждой вырваться отсюда поскорей.

– Вполне, – кивнул головой доктор. – Еще вчера утром он мило беседовал с санитарами и другими пациентами. Правду сказать, свой срок он уже отмотал, как у вас говорят. И если так и будет продолжаться дальше, то у меня есть все основания переводить его на амбулаторное лечение.