Старик гнусавит сиплым шуршащим голосом:

— Волга не скоро. Верст пятнадцать. Заночуем в монастыре. Я устал…

— Завчуем… а-о… уах–ли… — соглашается мальчик.

— Как ты плохо, Демоненок, говоришь по–русски! У тебя волчий, лесной язык.

— Гай… гы? — указывая на курган грязным мясистым пальцем, спрашиваете Демоненок.

— Это могилы. Покойники лежат. Красные и белые солдаты. Война была здесь. Братоубийственная…

Демоненок гогочет. Ему весело. По земле хромает ворон.

— Лапу сломал, — говорит старик. — Поймай его и тащи сюда.

Демоненок волчьими прыжками подбежал к ворону, схватил его за крылья и принес старику. Тот взял его за лапы и ударил о телеграфный столб. Демоненок при взгляде на кровавую размозженную голову ворона заурчал как зверь и облизнул губы длинным толстым языком.

— Жрать! Жра–ать! — тянулись к мертвому ворону цепкие обезьяньи руки мальчика.

— Погоди, — отстранял его старик. — Придем на ночлег, там и поедим.

Демоненок подошел к телеграфному столбу, жадно стал облизывать на нем следы крови и урчать звериным восторгом. Старик шел слабой, заплетающейся походкой сифилитика, изредка смахивая что–то с лица, словно приставала к нему паутина. Рука была серой, как мышиная шерсть, в багровых гниющих наростах.

Надвинулся сумрак, когда они дошли до развалин монастыря и укрылись под каменными сводами полуразрушенной часовни. Вспыхивала молния и гремел гром. Наползали зловещие черные тучи.

— Ыгы–гы… а? — спросил Демоненок и протянул старику ржавый георгиевский крест.

Старик взял крестик, покачал головой, обнял Демоненка и стал говорить:

— Слушай, Демоненок… Была Россия…

— Рос… Рас… — с усилием повторял мальчик, стараясь врезать в мозг это неведомое и чужое для него слово.

— Кругом была жизнь. Работали фабрики.

Мчались поезда, нагруженные товаром. Были университеты. Книги. Чистые женщины. Много было солнца. Много было радости…

Демоненок не понимал его, не слушал, но старик продолжал говорить, поникнув головой.