Кеодан небрежно провел ладонью по голове Фионы и сломал печать на конверте.

— Да, это почерк Эверона. Почему письмо разорвано пополам?

— Это опять я, мэтр. Я порвала, нечаянно… Когда пытали этого противного эльфа, мэтру стало плохо. Вот его палка, видите? — Фиона откинула занавеску, показывая посох в углу каморки, — мне передать, что он сказал на словах?

— Подожди, птичка.

Кеодан читал. Ханлейт ничего не понимал, но его сердце подскочило в груди, напоминая, что если душа уже и считала себя мертвой, тело еще живо. А самообладание Фионы было за гранью возможностей обычного человека. По крайней мере, Кеодан не подвергал ее ложь ни малейшему сомнению.

— Это тот самый Хранитель? — спросил он, — я не понял, что хотел сказать твой мэтр. Письмо не дописано, птичка.

— Мэтру стало плохо…

— Это я уже слышал, — сухо оборвал ее Кеодан, переходя на деловой тон.

Убрав бумагу за пазуху, он снял факел со стены и поднес к спине Ханлейта. Эльф почувствовал, как огонь дышит жаром на полузажившие раны.

— Профессионально поработали. Но зачем Эверон послал за мной?

— Мэтр настаивал, чтобы эльфа отправили в Аверну прямо-прямо сию минуту! Он очень переживал! Эльф рассказал важные вещи!

— Ты их запомнила, птичка?

— Нет, только мэтр. Я и Коган всегда уходим, когда мэтр разговаривает.

— Как разумно. Иначе Железная башня не напаслась бы коганов и помощниц для ариев, — усмехнулся Магистр.

— Эльфа не выпустят из башни без приказа мэтра.

— Естественно.

— Мэтр боялся, что пленник не доживет до завтра.

— Вот оно что.

— Это не все!

— Куда же больше, птичка?