— А что полиция говорит? — уточнил я.

— Ничего не говорит, — лукаво прищурился Карл Августович. — Зачем ей что — то говорить? Дело о пропаже людей заведено не было, а значит, ей все равно.

— Как не было заведено? — изумился я.

— Вот так. Эта двое были людьми одинокими, ни родни, ни жен, ни детей не имели, стало быть, заявить о их пропаже некому. Кроме меня, разумеется. А я так рассудил, что мне лишний раз время на визиты в органы правопорядка тратить не хочется. Нет, изначально дело существовало, а потом бах — и пропало. Так случается.

Ну и славно, стало быть — концы в воду. То есть — в землю. Так сказать, — нет тела — нет дела. Одно печально — этот старый хрыч уверен в том, что я в пропаже его телохранителей замешан, по нему видно. Он этого даже не скрывает, между прочим. Впрочем, он мне так ничего и не предъявил, потому поводов для волнения нет. И, скорее всего, не предъявит. Весь этот разговор затеян лишь для того, чтобы дать мне понять — мол, я все знаю, но будем считать, что ничего не произошло. Вот как я к тебе хорошо отношусь, Валерий.

— Ну и правильно. — Я отсалютовал ему чашкой. — Да и мало ли? Может, найдутся еще, времени — то прошло всего ничего. Загуляли где — нибудь, случается такое.

— Может, и найдутся, — не стал спорить со мной Шлюндт. — Почему нет?

— А что с перстнем? — перевел я разговор в плоскость, которая меня интересовала куда больше. — Может, есть какие — то соображения?

— Да какие тут соображения? — Причмокнув, антиквар допил кофе. — Все и так ясно. Украшение конца четырнадцатого — начала пятнадцатого века, работа французских мастеров, материал — золото, камень — рубин, причем не абы какой, а из тех, что называют «голубиная кровь». Уж не знаю, как в те темные годы его занесло во Францию, поскольку «голубиную кровь» и сейчас в основном добывают в провинции Могок, в Бирме, а тогда вовсе его кроме как там, нигде найти было нельзя. Скорее всего, он попал в Европу через Китай, потому обошелся заказчику перстня в огромную сумму. Впрочем, в те времена случалось и такое, что за работу платил не заказчик, а купец, причем своей жизнью. Так дешевле. В конкретном данном случае именно так, скорее всего, и произошло. Ну а кто был тот мастер, что изготовил этот предмет — не скажу.

— Ну мало ли их было тогда, во времена Раннего Возрождения, этих мастеров, — решил я блеснуть своей образованностью. Зря, что ли, меня мама по музеям таскала?

— Этот перстень делали до Возрождения, — погрозил мне пальцем антиквар. — Потому и с именами мастеров ясности нет. Клейма к моменту изготовления данного предмета были уже не новостью, особенно во Франции, которая, как ни странно, и в этой части оказалась впереди Европы всей. Они даже моих пращуров обогнали, пусть и ненадолго, лет на десять. Правда, к чести германских ювелиров, наши клейма были куда информативней французских, по ним можно было понять, в каком городе сработана вещь и мастерами какого цеха. Франки же обходились цветочками и крестиками, из которых ничего было не ясно. С другой стороны — что с них возьмешь? Хотя в плане кулинарии им, разумеется, равных нет.