Мне нравились тени в лабиринтах, и я нравился теням. Они укрывали меня от охотников, они давали мне слиться с собой, чтобы я мог внезапно вырасти из них и подобно призраку наброситься на врагов. Они меня убаюкивали и стерегли мой сон. Не удивительно, что в некоторых местах меня зовут Тень-Королем, но это самый неверный титул из всех. Тени лабиринта никому не подвластны.

Коротко рассмеявшись, Гомунколосс умолк.

— Ты говоришь про тени, которые тоже бродят и по этому замку? — спросил я.

Он поднял голову.

— Ты их уже видел? Да, про них. Но все по порядку! Одно за другим. В моем рассказе я еще не добрался до замка Тенерох. Еще далеко.

Я испугался, что он снова осыплет меня упреками, но он просто продолжил.

— У каждого охотника собственный стиль. Свой отличительный знак, индивидуальная броня, особое оружие, приемы охоты и убийства и так далее, которые предписывают им тщеславие и их кодекс чести. Они могут объединяться ради общих военных походов, но после снова разбегаются, ведь большинство из них закоренелые одиночки. С самого начала это было мне на руку, и по сей день они не поняли, что справиться со мной способны только сообща. Но тогда им пришлось бы поделить награду, а этого не допускает их жадность. Итак, я принялся за них по одиночке, уничтожал одного за другим и находил особое удовольствие в том, чтобы с каждым расправляться, сообразуясь с его же стилем. Злы-Злыдня, например, который любил преследовать своих противников так долго, что они теряли рассудок от страха, я свел с ума, целый год нашептывая ему из темноты, но никогда не показываясь.

Братьев Оддфридов Агго и Йедда — они из тех немногих охотников, которые работали вместе, — я довел до того, что они перерезали друг другу глотки.

Юссефа Исберина, которого называли Гробовщиком, потому что он предпочитал погребать своих противников под книгами, я похоронил под плесневелыми томами.

Но наибольшее удовольствие мне доставляло использовать как оружие собственное тело в схватке один на один. Мне казалось, будто день ото дня моя сила только прибывала. Если достаточно плотно спрессовать бумагу, она снова превратится в дерево. Руки у меня — крепкие, как корни, пальцы — острые, как дротики, зубы — как бритвы.

Некоторых охотников я затравливал благодаря моей бесконечной выдержке, пока наконец у них не отказывало сердце или весь организм целиком и они просто не падали замертво. Я заманивал их в пропасти и тупики или в их собственные ловушки. Я подстерегал их в самых невероятных местах, навещал даже в их тайных берлогах, и это нагоняло на них наибольший страх, так как они знали, что им уже нигде не укрыться. Некоторых я одурманивал и затаскивал в отдаленные туннели, куда они ни за что не решались ступить раньше, и где, вероятно, скитаются по сей день, если их не сожрали сфинххххи.