— Когда привыкнешь к его необычному облику, он не так уж ужасен, — прошептал я, хотя прекрасно знал, что благодаря своему феноменальному слуху наверняка Гомунколосс нас подслушивает и даже разбирает по губам слова. — Он даже по-своему красив, если приглядеться.

— Нам не хотелось его обижать, — сказал Кибитцер.

— Нет, нет, ни в коем случае, — добавила ужаска. — Собственно говоря, мы пришли, чтобы сделать как раз обратное.

— Что вам тут нужно? — спросил я.

— Для этого придется сперва кое-что объяснить, — ответил Кибитцер. — Если позволишь.

— Мы уверены, — вставила ужаска, — что можем пролить свет на кое-какие подробности, которые тебе, наверное, пока неясны.

— Весьма любопытно, — подстегнул я.

— А чтобы тебе стало понятней, в каком затруднительным положении мы оказались, — сказал Кибитцер, — мне нужно вернуться к тому времени, когда ты еще не объявился в Книгороде…

— Долго еще? — мрачно спросил из темноты Тень-Король.

— Боюсь, что да, — крикнул я в ответ, и Гомунколосс ответил мученическим стоном.

— Я постараюсь покороче, — сказал эйдеит. — Собственно говоря, все началось с того, что Фистомефель Смайк приобрел определенную популярность в Книгороде. До тех пор в городе правил — назовем его так — творческий хаос. Ничто не работало как следует, но все каким-то образом складывалось к лучшему, и недовольных не находилось. Те, кого тянет в Книгород, не слишком жаждут, чтобы ими командовали, если можно так выразиться. Толика анархии всегда была им милее, чем чисто подметенный тротуар. Но в последнее время положение пугающе переменилось.

Когда Смайк впервые объявился в Книгороде, он произвел на нас исключительно благоприятное впечатление. Говоря «на нас», я подразумеваю литературное сообщество, внутренний круг, влиятельных букинистов и антикваров, издателей, книготорговцев и художников, которые составляют ядро этого города. Невзирая на внешнюю неотесанность, на различных собраниях Смайк явил себя истинным ценителем прекрасного. Он мог прийти, скажем, на поэтический вечер, и уже через десять минут все присутствующие собирались вокруг него и только его и слушали. Он был забавен и остроумен, потом оказался одаренным почерковедом и антикваром с исключительно специализированным и эксклюзивным ассортиментом, однако держался скромно, жил в крохотном домишке, охраняемом памятнике архитектуры, за которым любовно ухаживал, а еще раздаривал влиятельным горожанам мед с собственной пасеки. Никаких особых притязаний у него и не было. Короче говоря, рантье, которого всякий уважаемый горожанин, охотно числил среди своих друзей.