Я поднялся на этаж выше, где помещения были значительно просторнее и где кроме меня почему-то никого не было. Удивленный, я шел беспрепятственно по огромному залу, в котором хранились сотни, а может быть, тысячи костюмов для кукол. Они висели высоко под потолком на латунных штангах, которые можно было опустить с помощью тросового управления. В помещении стояли запахи порошка от моли и лаванды. Похоже, здесь не было никакого персонала, так как в проходе как раз шло представление, и я смог беспрепятственно пройти в следующее помещение, которое также служило складом. Здесь хранились разрисованные декорации, целые ландшафты и городские панорамы стояли вдоль стен или были сложены штабелями. Я шел мимо песочных дюн, ледяных пустынь и полоски моря, освещенной лучами заходящего солнца, мимо храма с золочеными куполами, мимо девственных лесов и гор, серых крепостных стен и мрачных грозовых облаков, пока наконец не оказался в следующем зале.

Это, должно быть, было одно из тех помещений, на которое указывала табличка Мастерские. Там все было сделано из светлого дерева: стены и скрипучий паркет, шесть четырехугольных колонн, подпиравших высокий потолок, и поперечные балки под ним. Отдаленно этот зал напоминал амбар за городом, не хватало только сена и осла. Здесь так же, как и во всем Кукольном Цирке «Максимус», не было естественного света, но все помещение освещалось многочисленными керосиновыми лампами, стоявшими в стеллажах. Это помещение не таило в себе никаких тайн. Каждый, кто входил сюда, мог окинуть его взором и сразу найти то, что он искал. Здесь висели молотки, плоскогубцы, дрели, клещи, рубанки, ножи для резьбы по дереву, наждаки, стамески, стальные угольники, лекала, полиграфические гладилки, толкатели и шаблоны самых разнообразных форм, тросовые тяги, кожаные ремни и проволочные петли. На мощных крюках висели зажимные тиски, с потолка свешивались двуручные пилы и топоры. Бочки тщательно были установлены одна в другую. Пеньковые канаты, висевшие на стенах, были настолько аккуратно скручены, что ничего подобного нельзя было увидеть ни на одном паруснике Цамонийского флота. В деревянных шкафах хранились винты, гайки, заклепки и гвозди всех размеров. А также болты, бугели, крюки и даже шестеренки. Все это было прекрасно видно через небольшие застекленные окошки на ящиках или дверцах и снабжено подробнейшими этикетками. Краска в ведрах, масло в оплетенных бутылях, скипидар в жбанах, бочки, полные конского волоса. Даже запахи в этом помещении – льняного масла, скипидара, лака, керосина, смазки для кожи, клея – создавали впечатление, будто они тщательно упорядочены и наложены один на другой. Они разбудили во мне угрызения совести, которые терзали меня всякий раз, когда я соприкасался с ремесленным производством. И это, конечно, связано с тем, что у меня самого имеются лишь две левые лапы, которые, собственно, являются ни на что не годными захватами с тремя большими пальцами, и я не могу даже вбить в стену гвоздь. Но не только поэтому сей склад переполнил меня чувством уважения. Я начал понимать, что это помещение отнюдь не только хранилище инструментов, а музей пуппетизма, ценное собрание важных артефактов. Вот это – не просто обычный молоток, а молоток Цирка «Максимус», которым, возможно, уже размахивал сам маэстро Кородиак! Может быть, он вбивал им гвозди в декорации «Города Мечтающих Книг»! А это – не какой-то полиспаст. О нет! Не исключено, что это тот самый полиспаст, который использовался в многочисленных инсценировках «Философского камня» Фентвега для точного спуска декораций Блохх-горы! А вон те ножницы! Возможно, это исторические ножницы, которыми кроили костюм Короля Фурункеля из спектакля «Король Фурункель и утонувший четверг». Да, каждый инструмент в этом помещении, каждый гвоздь и каждый бугель имел свою историю – даже если она еще только должна быть написана. С еще большим благоговением медленно двигался я по огромному залу и ощутил огромное облегчение, когда наконец пересек его и оказался в коридоре.