Когда Ринальдо вышел, он взглянул на предмет, который держал в руке и, скривившись, выбросил его. Из любопытства я поднял его и вышел на улицу. Устроившись под фонарем на Милк-стрит, я понял, что это спичечный коробок из гриль-бара «Ранчо Тандер» в Уилкс-Барре. Решив, что это шутка или розыгрыш, я уже готов был выкинуть коробок, но тут передо мной появилась фигура, яркий силуэт. Сперва я подумал, что это галлюцинация, побочный эффект ЛСД, которым я баловался в шестидесятые, но тут вы произнесли одно-единственное слово.

Слово было Румпельштильцхен.

Мне казалось, что в этой сказке никаких охотников не было. Но я отправился домой и внимательно ее перечитал, как обычно задерживаясь на каждом слове. История о девушке, чье будущее зависело от ее умения плести из соломы золото, и злобном карлике, пообещавшем ей помощь, идеально подходила текущим событиям. Девушка стала королевой, но по уговору должна была отдать карлику своего первенца, если не угадает его имя. Вот только подходящей роли для себя в этой сказке я не видел, пока не дошел до места, где королева посылает гонца, чтобы выведать тайное имя.

Он возвращается за считаные минуты до появления карлика и начинает рассказывать: «…подошел я к высокой горе, покрытой густым лесом, где живут одни только лисы да зайцы…»[56]

Дальше он говорит, что видел, как карлик скакал через костер и напевал песенку, в которой упоминал свое имя, Румпельштильцхен. Но важно не это, а упоминание лис и зайцев. Оно выдает гонца с потрохами. Он охотник. Все сходится. Кого еще посылать на разведку в леса?

Поэтому я делаю пару звонков и отправляюсь в Пенсильванию. Нахожу на окраине Уилкс-Барре трейлерный парк, где живет некая Мона Сплевецки.

А дальше были песни и пляски до утра. По четвергам в «Ранчо Тандер» вечера польки, и я напоил Мону так, что она не только пустилась в пляс, но и разболтала мне все о своем сыне Марвине.

Для людей вроде Ринальдо самым важным творением являются они сами. Был бы на его месте кто-то другой, и я бы посокрушался над печальной историей несчастного мальчика, решившего навсегда стереть свое прошлое. Но мистера Бопре я жалеть не стал.

В отличие от Румпельштильцхена, Ринальдо не застрял в полу, когда Нора Классон произнесла имя Марвин Сплевецки, – он просто взбесился. Но это имя имело над ним такую власть, что в конце концов он умолял Нору сохранить его в тайне в обмен на ее карьеру.

3

Сегодня в «Печенье судьбы» присутствует и одна из героинь моего второго дела. Вон та суровая дама, ожидающая появления Виктора Спарджера – продюсер «Рафаэля!» Эдит Кранн. Рядом с ней ее четвертый муж, итальянский промышленник. Лицо Эдит поистине удивительно – трагично, несмотря на отсутствие морщин, исполнено страдания, но в то же время холодно, безумно и одновременно сдержанно.