Уэйн понял это так, что он не сможет уехать из Страны Рождества.
— А я могу высказать какие-нибудь последние просьбы?
— Послушай. Ты ведешь себя так, словно приговорен к смертной казни. Ты не в камере смертников. Ты прибудешь в Страну Рождества здоровее, чем когда-либо!
— Но если я не вернусь, если я должен остаться в Стране Рождества навсегда… Я хочу кое-что сделать, прежде чем туда попаду. Могу я в последний раз пообедать?
— Что ты имеешь в виду? Думаешь, в Стране Рождества тебя не будут кормить?
— Что, если мне захочется чего-то, чего там не достать? Разве в Стране Рождества можно найти все, что захочется съесть?
— Там есть сладкая вата, какао, хот-доги и леденцы на палочке, от которых у меня всегда болят зубы. Там есть все, что мог бы захотеть ребенок.
— Я бы хотел початок кукурузы. Намазанный маслом початок, — сказал Уэйн. — И пива.
— Я уверен, что не составит никакого труда найти для тебя кукурузу и — как ты сказал? Корневое пиво? Здесь, на Среднем Западе, есть очень хорошее корневое пиво. А сарсапарель еще лучше.
— Я говорю не о корневом пиве. О
— С чего бы тебе хотеть пива?
— Мой папа сказал, что я выпью пива с ним на крыльце, когда мне будет восемнадцать. Говорил, что я смогу выпить его как-нибудь Четвертого июля и посмотреть фейерверк. Я с нетерпением этого ждал. По-моему, теперь этого не случится. Кроме того, вы сказали, что в Стране Рождества каждый день Рождество. Думаю, это означает отсутствие Четвертого июля. В Стране Рождества жители не очень-то патриотичны. Так что еще я хотел бы получить бенгальские огни. У меня были бенгальские огни в Бостоне.
Они ехали по длинному низкому мосту. Рифленый металл томно гудел под шинами. Мэнкс не заговаривал снова, пока они не достигли другой стороны.
— Сегодня ты очень разговорчив. Мы проехали тысячу миль, и сейчас я услышал от тебя больше, чем когда-либо. Давай посмотрим, правильно ли я тебя понял. Ты хочешь, чтобы я купил тебе 24-унциевую банку пива, початок сладкой кукурузы и фейерверки для твоего личного Четвертого июля. Ты уверен, что больше ничего не захочешь? Не собирался ли ты угоститься паштетом из гусиной печени и икрой со своей матерью, когда тебе исполнится двадцать один год?
— Я не хочу своего личного Четвертого июля. Я просто хочу несколько бенгальских огней. И, может, пару ракет. — Он помолчал, потом сказал: — Вы говорили, что вы у меня в долгу. За то, что убили мою собаку.
Последовало мрачное молчание.
— Было дело, — признал наконец Мэнкс. — Я выбросил это из памяти. Я этим не горжусь. Сочтешь ли ты, что мы квиты, если я куплю тебе пива, початок кукурузы и фейерверки?