– O, это было бы великолепно! Только… o боже, что скажет моя жена?

Я усмехнулся:

– Она вполне может захотеть узнать, где ты был. Но думаю, что она в любом случае будет рада твоему возвращению. Но пошли; надо идти!

Я подтолкнул его в сторону подземки и направился следом. Время от времени прохожие поглядывали на меня – шедшего, выставив руку вперед, и разговаривавшего неведомо с кем. Их взгляды меня особо не беспокоили. Спутник мой, напротив, обнаруживал больше тревоги, поскольку обитатели его мира принимались выть и хихикать, увидев его практически в той же позе. Из всех представителей рода людского они не видели только меня одного, и маленький призрак в котелке заливался от смущения такой густой краской, что я даже начал беспокоиться за него. Мы сели в подземку – как я понял, переживание оказалось для него совершенно новым – и направились к Южной Переправе. Для человека, наделенного моим дарованием, поездка в нью-йоркском метро представляет собой весьма нелегкое испытание. Там полно всякой твари, предпочитающей темноту, а самостоятельные члены человеческих тел пребывают в большом изобилии. После того дня я пользовался только автобусом.

Нам не пришлось ждать парома. Крохотный серый призрак был воистину потрясен путешествием. Он расспрашивал меня о стоявших в гавани кораблях и их флагах, удивлялся полному отсутствию парусных судов. Увидев статую Свободы, он поцыкал зубом; по его словам, во время его последней поездки мимо нее фигура сохраняла свой первоначальный золотистый цвет, и никакой патины на ней еще не было. Подробность эта позволяла отнести его уход из дома к концу семидесятых годов девятнадцатого века; выходило, что дом свой он искал более шестидесяти лет!

Мы высадились на острове, и тут я передал ему бразды правления. На верху Форт-Хилл он вдруг произнес:

– Меня зовут Джон Квигг. Я живу в доме номер 45 по Четвертой авеню!

Мне никогда еще не приходилось видеть человека, настолько восхищенного собственным открытием. Далее все было просто. Он еще раз повернул налево, прошел прямо два квартала и повернул направо. Я заметил – в отличие от него, – что улица называлась Винтер-авеню. И вспомнил, что когда-то улицы в этом районе были перенумерованы.

Торопливо поднявшись вверх по склону холма, он вдруг остановился и неуверенно повернулся ко мне:

– Скажи, ты еще здесь?

– Да, – ответил я.

– Теперь со мной все в порядке. Не могу даже сказать, насколько я тебе обязан! Могу ли я что-нибудь сделать для тебя?

Я задумался:

– Едва ли. Видишь ли, мы принадлежим к разным временам. Мир меняется.