— Послушай, линейный демон…

Моя восьмидесятисемилетняя бабка, участница детройтских расовых беспорядков тысяча девятьсот шестьдесят девятого, вероятно, таким тоном обращалась в свисте пуль к ясноглазому гражданскому активисту, который через три года стал моим дедом: «Послушай, белый мальчик…» Теперь я понимал, что бабка хотела этим сказать.

— …ты не знаешь, что тут происходит. Ты провел у нас полчаса, и никто, кроме меня и Роджера, с тобой не разговаривал. Что ты мог понять?

— Не демон. Дьявол.

— Ты видел срез процесса. Знаешь ли ты, что тут было пятью, десятью, пятнадцатью годами раньше? Что будет через пять? Когда я впервые сюда попала, почти десять лет назад…

— С Сэмом?

Четыре мысли пробежали по ее лицу, и ни одну из них она не выразила словами.

— Когда мы с Сэмом впервые сюда попали, в Обители жили полторы сотни ангелов. Теперь — двадцать один.

— Роджер сказал, двадцать семь.

— Шестеро ушли, когда Сэм с Роджером поцапались. Роджер думает, они вернутся. Йогги, может, и вернется. Остальные — не думаю.

— А через пять лет?

Фидесса покачала головой:

— Ты что, не понимаешь? Нас не надо убивать, мы и так вымрем.

— Мы не собираемся вас убивать.

— Собираетесь.

— Когда я спущусь к своим, я буду агитировать в вашу пользу. Дьявол часто говорит, — я отломил еще кусочек хлеба, — медвяными словами. Попытаюсь опробовать это на Мейбл.

Я смахнул крошки со своих коленей, в которых отражалось солнце.

Она печально улыбнулась и снова покачала головой:

— Нет.

Ох, не люблю я, когда женщины улыбаются мне так печально.