83

83

Вернёмся чуть-чуть назад. К тому моменту, когда Себастьян погрузил Аню в недельный сон.

От лица Себастьяна.

— И ты сделаешь всё, чтобы её казнили, причём самой медленной и мучительной смертью. Это приказ, Себастьян!

Ладонь обожгло болью. Вот это — приказ! Настоящий приказ!

— Да, моя госпожа, — поклонился я, — я всё сделаю. А сейчас Вам лучше поспать, причём не одну ночь, а ближайшую неделю как минимум.

— А что так много?

— Надо, госпожа, надо.

Подхожу ближе и слегка сжимаю её виски указательными пальцами. Госпожа проваливается в сон. Кладу её на диван, подкладываю под голову подушку, укрываю тёплым пледом (зима на дворе всё-таки).

Я мог бы подробно рассказать Вам, госпожа, зачем Вам сейчас нужен столь длительный и спокойный сон. Я мог бы, но зачем, как просто и понятно выражается молодёжь, грузить мозг? Тем более Вам, в Вашем-то состоянии. Излишняя информация сейчас совершенно ни к чему Вашему усталому разуму. Пожалуй, и про Вашу мать я тоже промолчу. Вы же не спрашиваете. Да и есть у меня дела неотложные.

Я выключил свет, вышел и хотел уж было запечатать дверь одной очень хорошей печатью, которая никому не позволит пройти в комнату в моё отсутствие, но передумал. Угрозы-то больше нет. Таня в кандалах, которые сдерживают даже чистокровных, Лиля в Канцелярии, Сиэль с Ханной и тройняшками — мёртвы. Жизнь теоретически становится хороша.

Выхожу на улицу и иду в направлении лунного общежития. Лучше тебе, Куран, быть там. Я не люблю долго искать тех, кто мне срочно нужен.

Молча захожу в общежитие. Аристократы гудят, словно улей. Готов поспорить — обсуждают недавнее происшествие. Интересно, как Канаме объяснит своим, так сказать, подданным, присутствие в Академии многих высших сил? Хотя это не моя забота.

— Учитель Михаэлис? — удивлённо спрашивает кто-то из толпы.

Вокруг меня тут же образовалась мёртвая зона метров в пять-десять. Не мудрено, ведь мне больше не нужно скрывать свою ауру высшего.

— Что Вы здесь делаете, учитель? — новый, но уже настороженный вопрос.

Как мне захотелось пришибить наглеца, посмевшего назвать меня учителем и попутно объяснить ему, что учителем я был фактически по приказу, и что обозвать высшего учителем — это всё равно, что очень сильно его оскорбить. Потому что для таких, как я, нет профессии унизительнее, чем учитель. Разве что воспитатель детского сада. Бээээ…

— Канаме ищу, — ответил я сквозь зубы, — он здесь?

— А зачем он Вам?