— Пойдём, Гарри, я покажу тебе свою семью. Там мои мама и папа. Они здоровые и мы вместе. Так здорово. Вчера мама читала вслух книгу, а мы с отцом играли в шахматы.

Я задержал его порыв на месте.

— Погоди–ка, Невилл. Зеркало показывает тебе какие–то видения? — неужели гендзюцу?

Или может быть это вообще что–то вроде унгайкё — демонического зеркала, в котором с возрастом зарождается цукумогами[30]. На вид зеркало старое, очень старое. А друг мой Сора–монах столько страшилок рассказывал. Он говорил, что цукумогами поселяется в зеркале, которому больше ста лет, и становится унгайкё. Демон зеркала видит самую суть смотрящего — все потайные желания и мечты. И потихоньку сводит с ума, показывая иллюзии и грёзы, подавляя волю и желания. Так демон пытается переместить душу смотрящего в зазеркалье, а сам занять чужое тело.

— Да, — снова потянулся к зеркалу Лонгботтом, — идём же, посмотришь мою семью, они там, внутри.

— Значит, ты приходишь сюда и смотришь в зеркало? — уточнил я, удерживая Невилла. — А как ты выходишь?.. В смысле, прерываешь… сеанс?

— У меня есть напоминалка, мне её бабушка ещё в сентябре прислала. Она вибрирует, и тогда я иду на уроки, или в Большой зал, или отбой уже наступает, — он выудил из кармана полупрозрачный шарик.

— Невилл, разве твои папа и мама не в больнице? — встряхнул я его, развернув спиной к зеркалу. — Ты понимаешь, что этот артефакт просто показывает твои желания? То, что ты хочешь увидеть, а совсем не будущее и не настоящее. На нём сверху об этом написано, только надо прочитать наоборот. Посмотри, — я указал ему на раму, и он зашевелил губами. — Это бесполезная вещь, которая только путает тебя. Заставляет жить в иллюзиях. Ты почти не спишь и не ешь, ты думаешь только об этом зеркале и своих мечтах. Но такие мечты бесполезны. Это даже не мечты — это иллюзии, — чуть в запале Муген–цукиёми не упомянул, которым Мадара хотел всему миру мозги прочистить, чтобы «было всем счастье» — пуская слюни в счастливых иллюзиях — каждый в своей.

— Гарри… — Невилл всхлипнул и задрожал, по его щекам потекли слёзы.

Пришлось неловко похлопать его по плечу, пытаясь как–то успокоить.

— Думаешь, я не хотел бы увидеть своих родителей живыми? Ещё как хотел бы. Но если я буду пускать слюни и как идиот пялиться в зеркало, мои родители не оживут на самом деле. Это будет обман. И даже в какой–то мере их предательство. Они живут в моём сердце. Я — их часть, их любовь друг к другу, понимаешь, Невилл? — он угукнул, покачав головой.

— Мама и папа, они не узнают меня, — задыхаясь от всхлипов прогудел Невилл, сползая на пол и утыкая лицо в колени, — а тут они со мной были… Разговаривали. Мы пили чай. И я… Мне так хотелось смотреть на них. На нас… И мне хотелось побыть с ними… с такими ними ещё немного…