— Ну давай… ты ведь хочешь это? Придется тебе сначала забрать у меня ногу.

Я не имела ни малейшего понятия, слышит ли он меня вообще сквозь весь этот гул. Однако улыбка, расплывшаяся по его лицу, дала мне знать, что слышит.

Он рванулся; безрассудная лобовая атака, на которую была способна лишь такая неуязвимая гадость. Я не стала размахиваться дубинкой, а просто запустила ее прямо ему в голову. Будь то рефлекс или обычная раздраженность, но он закрыл глаза, прежде чем врезаться в меня. Я знала, что он рассчитывал разорвать меня на куски. Вот только на этот раз я не только схватилась всеми четырьмя копытами за его чешую, но и применила всю магию, какую только могла, чтобы удержать его крылья на месте. Мы перевалились через край…

И приземлились на широком металлическом желобе, посреди каменных глыб, вползающих в камнедробилку. Горгон посмотрел на меня и ударил передней лапой с силой, достаточной, чтобы превратить камень около моей головы в жалящую пыль. Мы катались вперед и назад, периодически натыкаясь на камни. Второй удар чуть задел мою голову, и лишь шлем Кистоун спас мой череп от превращения в желе. Его крылья старались вырваться на свободу, в то время как он сам пытался подняться в воздух. Я схватила его со всей силой, пытаясь ему помешать. Угол наклона увеличился, и ему приходилось сопротивляться потоку. Я с силой его толкнула, приподнимаясь над ним на фут-другой.

И тут я заметила первые признаки страха в глазах Горгона.

Его хвост попал в жернова камнедробилки, и его же крик потонул в реве под нами. Я больше не могла его удерживать, но этого уже и не требовалось. Я брыкалась, лягалась, делала все, чтобы удержать его под собой.

— Не выйдет, — прокричала я, не заботясь о том, что услышать меня сможет разве что Селестия. Камни бились о нас обоих, работающие жернова и поток камней затягивали его дюйм за дюймом. Копыта его ударились о зубья, и на миг мне показалось, что он на самом деле сможет сломать механизм. Потом одно из них попало в молотилку. Раздался хлопок.

Я услышала этот крик.

Я ударила своими копытами по его лицу, глядя на то, как тяжёлые железные жернова становятся красными от плоти. Дюйм за дюймом машина заглатывала его, и мне лишь оставалось держаться над ним. Я карабкалась вверх, как новорождённый жеребенок карабкается из утробы, лягаясь, в то время как куски камня и его копыта с треском молотили по моей броне. Внутри механизма что-то дёрнулось, и его грудь исчезла в провале. Жернова прокрутились, раздался треск рёбер. Его рот широко раскрылся, и окровавленные органы выблевались мне на ноги. Жернова приостановились, и его глаза пялились на меня до тех пор, пока зубья окончательно не сомкнулись.