Айан присел рядом с разглядывавшим доски палубы магом и уперся локтями в колени.
— Хосек показался мне человеком, который помнит о долге и печется о судьбе Ферелдена, — медленно проговорил он. Дернув углом рта, Дайлен несколько раз качнул головой, будто соглашаясь.
— Ты прав, брат. Капитан Хосек всегда помнит о долге, — он сцепил руки, оценив заботу товарища, давшего ему возможность выплеснуть то, что мутным маревом клубилось запертым в душе. — Он всегда помнит о долге, даже когда присутствует при издевательствах над магами, что чинят его подопечные, либо когда творит насилие сам — помнит всегда. Создатель, я долгое время поражался этому его качеству. Многие рыцари Церкви умны, способны, и омерзительно безжалостны к подчиненным им магам, но совмещать такое умеет только сэр Бьорн.
Дайлен умолк, но, по-видимому, еще не закончил. Айан не торопил его, следя за полетом озерной птицы, что уже долгое время сопровождала их корабль.
— Среди храмовников много… таких вот… людей, — спустя некоторое время продолжал Амелл. Его глаза оставались темными, не выцвечивая навсегда въевшимся в них лириумом, только пальцы подергивались, словно желая сжаться в кулак. — Тех, кто не сообразуется ни с чем, разрушает семьи и судьбы… Для них любой маг — выродок. Им плевать, что маг может быть чьим-то отцом, чьим-то сыном, чьим-то любимым. Они придут за тобой. В любой забытой Создателем вонючей деревне, на краю света, но они тебя найдут. Ты видел отряд Бьорна, который охотился за ведьмой. Храмовники идут по следу до последнего человека, до последнего! Она смогла защитить себя. Но часто маг не может справиться со всеми. Они заберут с собой силой, а родителей лишат всех прав перед Создателем. А если сбежишь — они тебя выследят. Снова, и снова, и снова.
Против ожиданий встревоженного Кусланда, стихиарий говорил не зло, а устало. Теперь он тоже смотрел в небо, но не на птицу, а на подсвеченные предзакатным солнцем облака.
— Из твоего сна я знаю, как забирали тебя. Жаль твоего отца.
— Отца? — Дайлен, по-видимому, не удивился осведомленности Командора. — А сестру мою тебе не жаль? Ведь они бросили ее там!
— Как? — не поверив своим ушам, переспросил Кусланд. — Бросили? Сколько ей было?
— Три лета, — Дайлен опустил взгляд и его красивое лицо исказилось. — Они заставили меня умолять взять ее вниз, в деревню. Я валялся у них в ногах, целовал пинавшие меня сапоги. Я… был готов на что угодно. Но… им просто хотелось видеть мое унижение. Унижение мага. Когда натешились, ушли, и уволокли меня с собой. И излеченные мною ушли тоже, а ее оставили там… Она… должно быть, умерла. Девчонка не могла бы выжить там одна, даже будь она постарше. Не было дня, когда бы я не молил Создателя, чтобы смерть ее была быстрой.