– Насколько я помню, у Эдрика остался дядя. И зовут его Станнис. Парня не смущает, что он предает родную кровь, вставая под другие знамена?

– Он свое отсмущался, дружок. Когда-то Эдрик любил и уважал короля Станниса. Но потом тот едва не принес его в жертву, наслушавшись речей Красной Жрицы. Кому такое понравится?

– Никому. Что было дальше?

– Эдрика спас благородный, – тут толстяк хихикнул, – лорд Давос Сиворт и отправил его в Лис. Известно ли тебе все это, мой маленький друг?

– Нет, впервые слышу, – вынужден был признаться Тирион.

– Станнис предал его. Предал и едва не убил родного племянника. О какой любви после такого можно говорить? Да и то, что он позабыл Семерых и признал нового бога, многим лордам ох как не понравилось.

– Неплохо, неплохо… Теперь, глядишь, к нам и Флоренты пожалуют. Ведь его мать, Делена Флорент, все еще жива. Вот только я не знаю, где она находится.

– Зато я знаю, – откликнулся толстяк, но тему углублять не стал. – Скоро она увидится и со своим сыном, и с принцем Эйгоном. Славная будет встреча.

Паланкин Мопатиса в составе арьергарда Золотых Мечей двигался неспешно, но и лишнего времени не терял. Места здесь были глухи, дорогу стискивали со всех сторон вековые деревья. Лес кишел живностью – оленями, кабанами, лосями, волками, лисами и даже турами. Войско разогнало их, но они никуда не делись.

Половина леса, лежащего к югу, принадлежала Штормовому Пределу. Другой, северной, владел король. Простым людям охотиться здесь запретили под страхом смертной казни. Лишь лорды и сам король имели и право, и возможность весело проводить в лесу время, загонять оленей, косуль и кабанов, жечь костры и устраивать попойки. Где-то поблизости, у северной опушки, и погиб Роберт Баратеон. Тирион не знал точного места, где произошло столь судьбоносное событие, но прекрасно помнил о роли его сестрицы Серсеи и дуралея Ланселя во всей комедии.

Сестрица так хотела получить власть и избавиться от ненавистного мужа! Она многое хотела и даже успела кое-что достигнуть. А где она сейчас? И где Лансель? Такие вопросы все чаще одолевали Тириона.

Но конечно, больше всего он тосковал по Джейме. И тому, что больше никогда его не увидит. Нет больше в мире того, кто раз за разом приходил ему на помощь. Тирион так привык к старшему брату, что лишь после того, как его не стало, почувствовал, насколько он ему дорог.

В Дорне, узнав о смерти брата, он не просыхал несколько дней. Жизнь тогда потеряла смысл, а с сердце словно вонзили острый нож, да еще и провернули пару раз. И все же малу-помалу боль отступила. Но он ничего и никого не забыл, ведь Ланнистеры всегда платят свои долги.