— Нет, — мама отвела глаза. — Просто… Захотелось тебя увидеть, вот и все.

— Тогда пойдем ко мне?

Студенты смотрели на них с удивлением. Сашка вывела маму из института, и дальше, через улицу; провела мимо львов. Отперла нижнюю дверь светлым ключом, верхнюю — темным.

— Заходи.

Мама огляделась. Крохотная, почти игрушечная квартирка, старинная конторка, вьюнок за окном.

— Смотрю, ты неплохо устроилась…

— Располагайся, — Сашка не без труда поддерживала небрежный, уверенный тон. — Отдохни с дороги. Как добралась?

— Доченька, ты понимаешь…

Мама запнулась. Сашка смотрела прямо, бесхитростно, даже не думая ей помогать.

— Мы друг другу наговорили… столько… я знаю, тебе не хотелось, чтобы я приезжала. Но я просто не могу жить с вот этим всем… что мы друг другу сказали.

Сашка растянула губы:

— Ма, это же просто слова. Чего они стоят? Ля-ля-ля, бла-бла-бла… Сказали, бросили, забыли… Извини, мне надо идти на занятия. Здесь чайник, чай, печенье… кефир… Дождись меня, ладно?

Мама провожала ее взглядом. Сашка только теперь заметила, какие у нее воспаленные, тревожные, затравленные глаза.

х х х

Она взбежала на крыльцо института, рысью поднялась на четвертый этаж и выше, на чердак. Остановилась перед круглым пыльным окошком и задумалась.

Чем грозит приезд мамы?

Да в общем-то, ничем. Наверное. Сашка не нарушила ни одного правила, установленного Коженниковым. Разве что занятие со Стерхом… Стерх всегда сам составляет расписание и очень болезненно относится к своеволию студентов… но у него нет обыкновения подавать докладную, чуть что. В конце концов, Сашка объяснит ему ситуацию, это же форс-мажор…

Она правильно сделала, что увела маму из института. Но, теоретически говоря, что мама может там увидеть? Что такого компрометирующего? Хромых убогих второкурсников? Но разве инвалиды лишены права на высшее образование?!

Институт окружен толстым слоем информационной ваты, за два года Сашка отлично в этом убедилась. Защитное покрытие глубокого быта, осязаемой провинциальной обыкновенности. Случайный свидетель ничего не заметит. Вот Костина мама приезжала на свадьбу, и не увидела ничего необычного. Однокурсники, лекции, сессии. Любовь, свадьба. Трудно выбить комнату у коменданта. Полосатые матрацы в общаге. Студенческая столовая…

Такая же информационная пустота постепенно, сгущаясь с каждым годом, обволакивала каждого, кто попадал сюда надолго. Просто, обыкновенно, провинциально: «Учится в Торпе». И никому нет до него дела. Разве мало на свете чьих-то знакомых и родственников, которые есть — но их нет? Которые годами не пишут и не звонят, и это никого не трогает, ведь они есть — где-то там…