— Прекрасно понимаю. Вы не хотели. Но вам надо было, что бы он вас бросил. Вам было необходимо остаться в одиночестве.

Сашка долго молчала. И Стерх молчал, не торопил ее, просматривал журнал, потирал подбородок.

Еще год назад Сашка, возможно, сломалась бы от такой новости. Постаралась не поверить. Впала в отчаяние.

Теперь она поймала себя на поразительном спокойствии. Как будто все, о чем говорил Стерх, она знала заранее или предчувствовала.

— Николай Валерьевич… вы уверены, что я влияла на Егора?

— Не уверен, — Стерх посмотрел ей прямо в глаза. — Но исключить такой возможности не могу.

— Это… как-то скажется на его судьбе?

— Он давно вышел из-под вашего влияния. Я говорил с их преподавателем введения в практику, она со мной советовалась… Это талантливый, но очень сложный студент. К сожалению, не слишком прилежный. Ему нужно больше учиться, он многое пропустил на первом курсе.

— Он будет учиться, — твердо сказала Сашка. — Я с ним поговорю.

х х х

Мама сидела за столом — вполоборота к окну, на том самом месте, где любила проводить время Сашка. Ее лицо картонным силуэтом выделялось на фоне розоватого закатного света.

Сашка остановилась. Ей на секунду показалось, что мама — восковая скульптура из музея, замершая перед окном. Что у нее даже глаза не блестят.

— Ма?

Мама повернула голову:

— Здесь так красиво… Мостовая, эти дома… Фонари такие… художественные… Ты позанималась?

— Да.

— А что ты делала?

— Ну что обычно делают студенты? Книжки, конспекты… Давай спустимся в кафе и пообедаем.

— Мне не хочется есть. Я выпила чаю, чашку помыла… Ты молодец, все так аккуратно. Хорошая квартира, — мама говорила, глядя на Сашку — и мимо.