— Доброе утро, Эраст. Уже пора вставать?

Вот интересно, что у нее в голове происходит? Ни: «Откуда ты здесь», ни: «Ух ты, фон Рут», ни даже: «Что-то случилось?» Как будто так и положено — с вечера меня не было, утром я есть.

— Эраст? — Рози, спавшая на полу рядом с Эбердин, приподняла голову и сонно хлопнула глазами. — Ты? Или это сон?

— Само собой, сон, — заверил ее я, зажимая рот Гелле. — Что же еще?

Еще раз рассказывать свою историю я сейчас не хотел. Надо и в самом деле хотя бы пару часов вздремнуть. А если Рози проснется, то я, наоборот, уже не смогу уснуть.

— Ты стал мне слишком часто сниться, — пожаловалась она мне. — Это неправильно.

После этого она опустила голову на подушку, набитую сеном, и снова засопела носом.

— Она в тебя влюбилась! — очень торжественно, как будто выдавая великую тайну, шепотом сообщила мне Гелла. — Правда, здорово?

— Не то слово, — со значением произнес я. — Надо же. В жизни бы не подумал. Пойду наверх, поразмыслю над этим.

— Ты ее не обижай, — попросила меня Гелла. — Любовь — это чудо, которое надо беречь всю жизнь. Это магический светильник можно сколько хочешь раз создавать, а любовь вспыхивает только один раз. Если потухнет, то все, по новой не зажжешь.

— Золотые слова, — проникся я, думая, как бы не зевнуть. Не хочется ее обижать, а зевок после таких слов по-другому не воспримешь. Хотя это Гелла, кто ее знает? — Все, я ушел. Если что надо будет или что-то случится, ты меня зови.

— Ага. — Гелла вылезла из-под пледа, явив мне свои крепкие груди. Боги, она еще и голой спит! В этой дыре, в такой холод! Нет, что-то с ней точно не так. Хотя мы все тут хороши, не мне ее судить. Хочет так спать, пусть спит, это ее дело.

Я лично раздеваться даже и не подумал, только сапоги стянул да пояс с оружием снял, положив его рядом с собой. И уснул, как провалился в великое ничто, в темноту, во мрак, даже невероятный по мощи и тональности храп наставника мне ни капли не помешал. Мартин, к слову, тоже изрядно похрапывал. До Ворона ему было далеко, но со временем он сможет составить ему конкуренцию. Если доживет, понятное дело.

Проснулся я, когда солнце уже стояло высоко в небе. Ни рядом, ни за стенкой уже никто не храпел, да и внизу была тишина. Только с улицы раздавались девичьи голоса, громче других гомонили Магдалена и Сюзи Боннер. Судя по всему, они ссорились. Все-таки приятно, что есть на свете что-то неизменное, в том числе и перебранки этой парочки. Они и в замке как кошка с собакой жили.

Я зевнул и потер глаза. За полдень перевалило, Ворон, надо полагать, уже побывал у Эвангелин и рассказал ей о смерти ученика. Интересно было бы со стороны посмотреть на то, как она отреагировала. Не из праздного любопытства, просто по лицу можно много чего понять. Мужчины-маги в любой ситуации стараются сохранить бесстрастность, нас и Ворон этому учит. Но Эвангелин — женщина, им сложнее подобное дается, у них эмоции — часть сущности, женщинам их трудно утаить. У нас это удается только Луизе, уж не знаю как. Причем чем дальше, тем лучше, мало кто может сказать, о чем она в какой момент думает. Ничего по лицу не понятно.