Где-то эту трость Каро уже определённо видела.
— Александр… — протянула альва. Невероятно, но у неё даже на насмешку сил хватало! — Прошу прощения, что вынуждена приветствовать тебя в столь неподобающем виде.
— Леди Ольга, — Алекс слегка поклонился, — Меня смущает не ваш вид, а ваше поведение.
— Только Ольга? Фу, как непочтительно. А мне всегда казалось, что ты отличаешься даже чрезмерной вежливостью.
— Вы желаете, чтобы я вас поименовал, как положено, со всеми титулами? — голос управляющего «Следом» температурой мог запросто поспорить со льдом.
— Пожалуй, нет. Не желаю. Ну, что ж, было приятно встретиться. Думаю, мне уже пора покинуть столь милое общество. Право слово, оно меня очень развлекло.
— Сначала скажите, где девушка, дочь Горха.
— Да в сарае она, — как будто сообщая, что на улице опять дождь идёт, отозвалась Ольга. — За мастерской есть старый сарай, где всякий хлам хранится. А внутри погреб. Вот в нём она и сидит. Не волнуйся, ничего я твоей дварфочке не сделала. Не рискнула, пока вы тут крутитесь.
— Вы поступили абсолютно правильно.
Росс снова слегка поклонился и шагнул в сторону, пропуская неловко ковыляющую фигуру. Из-за веера света, бьющего в проем, оставшийся от вышибленного вместе с рамой окна, Каро могла различить только смутный силуэт. Теге показалось, что через обломки мебели пробирается сгорбленная старуха.
На миг поток света загородил тёмный силуэт. Моргнув, Курой уставилась залитое кровью лицо, висящее над девушкой погребальной маской. С жуткой вывороченной раны на щеку теурга капнуло красным, обожгло, словно кислотой. Но, честно говоря, янтарные глаза, стеклянные, будто кукольные, пугали гораздо больше.
— Я тебе запомнила, сучка! — прошипела альва.
— Леди, вы правда считаете разумным угрожать моим сотрудникам в моём же присутствии? — процедил Алекс сквозь зубы.
— Я никогда не угрожаю, лорд Александр. Я просто констатирую факт. Всего доброго.
Невероятно, но Росс даже вежливо коснулся полей цилиндра, провожая Ольгу взглядом. Каро хотела заорать, потребовать, чтобы альв её остановил. К сожалению, горло теурга смогло выдавить только нечто среднее между мяуканьем и писком.
И снова свет загородило лицо. На этот раз ненависть источали абсолютно черные, прищуренные в едва различимые щёлки глаза.
— Бока, ханамизи, гуцчан! — сквозь зубы рычал Яте, осторожно промокая лицо теурга чем-то восхитительно влажным и прохладным.
«Идиотка, критинка, соплячка!» — механически перевела тега с островного на элизийский. Зачем, интересно, переводила? Девушка попыталась откинуть руку медика, но он весьма ощутимо сжал её запястье, не давая шевелиться.