— Да спи ты! Что впустую разговаривать! Вот завтра потащу тебя на дорогу… (проселочная дорога, а на ней ГАЗик Кольши, до него километров пятнадцать).

— Тебе не унести меня так далеко, я тяжелый. Да и незачем. Рассветет — ты Сашка, уходи. Ребята пропали, я чувствую.

— Был бы ты здоровый — дал бы я тебе сейчас п-ды.

В таких духоподъемных разговорах прошло часа три или четыре. Бесшумно перемещались созвездия над головой, между кедровыми лапами. Потом Константин все-таки заснул, и Саша Хлынов тоже стал клевать носом, проваливаться в забытье. Раза два он просыпался, с ужасом глядя, что костер почти что прогорел, и тут же подбрасывал сучьев. Пламя облизывало сучья, с ревом поднималось вверх, опят становилось большим. А пока оно еще не выросло, Саша вглядывался в темноту. Никакого движения не зафиксировал он между кедрами, никаких подозрительных предметов. Но Хлынов совершенно точно знал, что кто-то смотрит на него из темноты, кто-то подкрадывается к нему, облизывая дымящийся язык.

Последний раз Саша проснулся, когда костер вовсе не прогорел, пламя было достаточно высоким. Хлынов до боли вглядывался в темноту, смотрел во все стороны. Нет, ничего подозрительного не было, по крайней мере в этот раз. Никто не мог подкрасться к нему незамеченным.

Саша перехватил левой рукой ружье, лежавшее у него на коленях, наклонился, чтобы взять сук и подбросить его в кострище. И тут же что-то подцепило его затылок, и проникая все глубже, причиняя все более жгучую боль, потащило его вперед. Саша пытался одновременно встать и развернуть ружье в сторону этого, что тянуло его за затылок, но не сумел, и его швырнуло лицом вниз, рядом со своим собственным костром. Невероятная тяжесть обрушилась ему между лопаток, вжала в землю, не давала дышать; вопль вырвался из груди Саши; он слышал, как спросил его Константин:

— Уже пришли?

А потом словно живые тиски вцепились в шею с обоих сторон, не получалось дышать, и сам Саша почувствовал, как брызжет кровь из разорванных жил, хрустят позвонки… и последней мыслью было — а почему он не услышал никакого запаха от зверя?!

А Константин прожил еще немного, и даже почти понял, что происходит. Он видел, как медведь убил Сашу и потащил его куда-то в сторону, и видел, как появились в круге света еще два зверя. Один из них, кажется, был как раз тот, за кем гнались. Этот зверь побежал туда, где на дереве развешаны части туши убитого медведя, а на пеньке торжественно стояла его отрезанная голова. Второй зверь тяжело вздохнул, сел возле Константина… Константин видел его выражение — смесь жестокости, презрения, ненависти, брезгливости, интереса. Такое выражение можно было, наверное, видеть на лице белоруса, который впервые видит раненого немца вот так близко, что можно до него дотронуться голой рукой.