– Проклятие, – пробормотал геолог. – И опять нам не выбраться из этого оврага.

– Вон там лоза растет. – Тала взмахнула рукой. – И ветки низко свисают. Можно подняться.

– Лучше бы подальше уйти от этого логова, – проговорил Мушкетов озабоченно. – Смеркается. Если эти выйдут на охоту…

– Лезть на дерево, – посоветовала филиппинка.

Подняв голову, геолог с сомнением глянул на тонкие, корявые ветви и голые стволы псевдолиственниц.

– А за нами никто не заберется? – поинтересовался он.

Тала смерила его взглядом.

– Нам помогало.

Ответ застрял у Мушкетова в горле. Земля тошнотворно качнулась, словно палуба в бурю. Застонали, кренясь, вековые деревья. Трепет пробежал по верхушкам, взвились в еле видимое из оврага небо черными силуэтами длиннохвостые птицы. Из недр донесся едва уловимый рокот.

И все стихло.

– Ха! – негромко и довольно промолвила Тала. – Этипроклятыептицы умней, чем люди в моей стране. Они знают, что от трясения земли яйца не… бугок… не тухнут. Иначе не стали бы тут устраивать гнездо.

– Кэп Рэндольф говорил, что в вашем старом лагере тоже случались землетрясения, – проговорил Мушкетов, прислушиваясь к затухающим колебаниям.

– Один раз, – кивнула филиппинка. – Сильно. А здесь – слабо. Но часто. Второй раз уже с тех пор, как на берег сошли.

Она прищурилась:

– Кулам-набато говорит – это важно?

– Это скверно, – проворчал геолог. Ему не очень хотелось признавать, что современная наука не больше, чем суеверия дикарей-полуязычников, могла предугадывать колебания тверди, а тем более – предотвращать их. – Полезли.

Он ухватился за крепкую на вид чешуйчатую лозу, повис на ней… и плеть оборвалась. Мушкетов не устоял – уселся на пятую точку. На голову ему посыпались сухие мелкие листья.

Тала захихикала и тут же осеклась – из-за поворота донесся предупреждающий щебет «черных петухов». Где-то вдалеке солнце соскользнуло за край мира; небо еще горело прозрачным золотом, но овраг затопила синяя, глухая тень.