—. Он — наше проклятие, вот и все. И навсегда им останется, если ты сейчас не сделаешь так, как я тебе говорю. — Он снова умолк в надежде на то, что молчание передаст ей все его нетерпение и гнев. А когда снова заговорил, слова его зазвучали уже жестко:
— Мне больше нечего тебе сказать, Дженис.
— Лэрри! — закричала она. — Лэрри, пожалуйста, не вешай трубку. Пожалуйста, Лэрри, я покончу с собой, если потеряю тебя.
— Тогда делай так, как я сказал.
— Да, да, что угодно… Но мне страшно. Мне надо, чтобы ты был здесь. Я хочу чувствовать объятия твоих рук…
— Скоро… очень скоро, — успокаивающе проворковал он.
— Я вся дрожу, прямо как какая-то девчонка. У меня лицо распухло на том месте, где он ударил меня. Видел бы ты…
— Дженис, возьми подушку. Иди и возьми ее. Освободись от него раз и навсегда.
— Взяла. Дорогой, я люблю тебя. Скажи, что ты меня тоже любишь.
— Я люблю тебя, — проговорил мужчина. — Представь, что я сейчас рядом с тобой.
— Да, да, мы вместе.
— Ну, иди, беби, я подожду тебя.
— Лэрри…
— Не надо больше слов. Помни, кем он для нас — является. Кончай с этим. А я побуду здесь и подумаю пока, что делать дальше.
— И мы больше никогда не расстанемся?
— Никогда.
— О Боже, я боюсь… — Ее снова охватила слабость.
— Ради меня, беби. Ради нас. Я люблю тебя.
— Сейчас, сейчас я сделаю это, — сказала женщина. — Подожди меня.
Он слышал, как трубка ударилась о стол, затем наступила тишина. Закурив вторую сигарету, он пустил дым в темноту, потом вытянул руку, чтобы посмотреть, не дрожат ли пальцы, но в комнате было слишком темно, и он ничего не разглядел. Трубка была по-прежнему плотно прижата к уху, и он мог даже слышать, как по проводам до него доносится тихая мелодия. Наверное, она так и уснула при включенном приемнике — не раз уже такое было. На память пришел маленький белый радиоприемник, стоявший рядом с его кроватью. Какой невинной показалась ему сейчас эта музыка, звучавшая безо всякой связи с тем, что происходило в эти минуты. По руке скатилась струйка пота. «Интересно, — подумал он, — какая сейчас в Нью-Йорке погода?» Он курил и ждал, ждал и курил. В какой-то момент ему даже почудилось, что он услышал неясный шорох, потом вроде бы разобрал приглушенное рыдание.