— Могу гарантировать, — сказал Кларк, прихлебывая из высокого стакана холодное светлое пиво, — что в настоящий момент самая привлекательная на всей этой улице женщина на самом деле является мужчиной.

Харрисон громко, пожалуй даже слишком громко рассмеялся. Он не привык много пить, и спиртное явно ударило ему в голову. Чуть позже он расстался с пятью долларами, безуспешно пытаясь обыграть молодого малайца в крестики-нолики. Столь крупный проигрыш был отчасти обусловлен состоянием подпития, но главным образом тем, что мальчишка, в отличие от него самого, являлся профессиональным уличным игроком.

Кларк сидел на скамье и наслаждался теплыми, терпкими ароматами ночного воздуха. Запах свежих фруктов, разложенных на прилавке неподалеку, смешивался со слабым пивным духом и тоненькими струйками дыма, вылетавшими из бесчисленных кухонь вокруг. Это были запахи человеческого бытия, и Кларк любил их.

После нескольких очередных возлияний он решил вернуться к теме прошлого разговора.

— Ну как, не раздумали еще взглянуть на нечто особенное? — спросил он американца.

— Что вы имеете в виду? — заплетающимся языком выдавил Харрисон, шлепая влажными губами и одновременно расплескивая пиво по деревянной поверхности столика. — Порнушку какую-нибудь или что?

— Нет, не порнушку, — отозвался Кларк.

Харрисон распахнул глаза и изобразил хмельную улыбку:

— А, вы про те обезьяньи игры!

— Да, конечно, если у вас не пропало желание взглянуть, — проговорил Кларк, затаив дыхание в ожидании реакции американца.

— Прекрасно! Когда? — Харрисон определенно «клюнул».

— Как только сможете поехать.

Через десять минут они уже покидали огни и шумы окружавшего их города.

Машина подпрыгивала на ухабах грязной жесткой дороги, ответвлявшейся от основного шоссе и уходившей под плотный полог гевей и пальм. В свете фар глаза выхватывали лишь пышную зелень по краям дороги, да изредка крысу, проворно пересекавшую их путь перед самыми колесами. Ехали медленно, и временами Кларк отчетливо слышал рядом с собой многоголосое кваканье лягушек-быков, Затянувших свое грустное песнопение. Харрисон окончательно «сломался» и лежал на заднем сиденье. Из его широко раскрытого рта вырывался громкий храп, и даже подпрыгивания и толчки машины на ухабах не могли вывести его из состояния забытья. Кларк заметил стремительно промелькнувшую перед лобовым стеклом летучую мышь; чуть позже фары выхватили из темноты извивавшуюся по земле изумрудно-зеленую ленту крупной змеи.

Проехав примерно милю, они оказались в небольшой деревушке, состоявшей из нескольких сбившихся в кучу хижин. Едва Кларк вылез из машины, как к нему заковылял согнутый чуть ли не пополам старый китаец с масляной лампой в руке. Приподняв ее, он осветил лицо Кларка и, узнав гостя, криво усмехнулся, словно говоря: «Добро пожаловать». Мерцающий свет отбрасывал длинные тени, отчего лицо старика приобрело поистине сатанинское выражение. Его улыбающийся рот походил на зияющую темную пещеру, охраняемую единственным золотым зубом и несколькими подгнивающими пеньками. Из большой бородавки на подбородке торчали длинные черные волосы. Изрытое морщинами лицо чем-то походило на свежевспаханную землю, а глазницы казались бездонными и пустыми. Китаец подался вперед, и его глаза, попавшие в луч света, заблестели и оживились, когда он увидел Харрисона, выбирающегося с заднего сиденья машины.