Диана сунула руку в карман, где лежало сложенное письмо, но помедлила его доставать, словно поняв, что усталость не пройдет, если перечитать написанные в нем инструкции еще раз. Потом ей пришла в голову мысль, что револьвер в рюкзачке оказался тяжелее, чем она думала, и она спросила себя, зачем ей вообще понадобилось брать его с собой. Она уже готова была оставить его на каком-нибудь камне, чтобы забрать на обратном пути, и с трудом отказалась от подобной мысли.

Диана никак не могла взять в толк, что именно заставляет ее так настойчиво стремиться выполнить рекомендации агента Мартина и во что бы то ни стало дойти до указанного им места. Она также не понимала, почему ей представляется таким важным насладиться видом, о котором говорилось в письме. Ей пришлось признать, что этим она, скорее всего, обязана свойственным ей упрямству и настойчивости, а раз так, решила она, то в этом нет ничего дурного. Поэтому она зашагала дальше, не забыв, перед тем как тронуться в путь, еще раз приложиться к уже начавшей нагреваться бутылке с водой.

Она сказала себе, что жизнь в Пятьдесят первом штате следует начинать с чистого листа и негоже в первый день поддаваться утомлению и слабости, вызванным ее болезнью.

Из-за того что ей было трудно идти по сыпучему песку, она позволила себе несколько раз громко и смачно выругаться, наполняя чистый воздух вокруг себя непристойностями, которые тем не менее помогали ей идти довольно быстро. «Гребаная пыль! — причитала она. — Чертовы камни! Долбаная дорога!»

Однако, идя вперед по дороге, которая по-прежнему шла в гору, Диана улыбалась. Она редко употребляла бранные слова, так что теперь, когда они так легко слетали с ее языка, у нее возникало какое-то необыкновенное чувство — чувство преодоления чего-то запретного. Она опять оступилась, хотя и не так сильно, как только что. «Вот хрень!» — ругнулась она и хихикнула. Она принялась сыпать бранью ритмично, смакуя слова, стараясь каждый раз попадать ногой в такт, так что непристойности звучали у нее наподобие строевой песни.

Теперь дорога заворачивала влево, убегая в сторону, словно своенравный маленький шалунишка, и то, что находилось за поворотом, оставалось скрытым от глаз Дианы.

«Отчего же так далеко, черт подери! — ворчала она. — Он же написал, что пройти придется всего полмили».

И она упорно шла вперед по дороге, ощущая, что уже поднялась достаточно высоко над уровнем той тихой улочки на окраине города, с которой начался ее путь. На какой-то миг ей вспомнился ее дом на островах Аппер-Киз, и она подумала, что на них все не так уж сильно отличается от здешних краев, хотя там дома выкрашены в яркий розовый цвет, все строения тянутся вдоль хорошей дороги, обрамленной стрип-молами и магазинами, в которых продаются всякие трикотажные шмотки, а рядом находится океан, присутствие которого невозможно скрыть и который постоянно готов напомнить, что дикая природа совсем близко, до нее буквально рукой подать — несмотря на все попытки людей это закамуфлировать, — то есть всего несколько секунд ходу. Здесь и вправду ощущалось нечто сходное с Южной Флоридой. Например, несомненно ощущаемое ею блаженное чувство одиночества. Оно ободряло и успокаивало. Ей нравилось оставаться одной, и она чувствовала, что эта черта ее характера передалась и ее дочери.