Я слушала Мовчан и представляла себе настоящий мир – тот самый, единственный, который продлевал мое время. Наше время. Микрокосм Куарэ становился все ярче, все естественнее – или таким его видела я…

Слова доктора превращались в комки смыслов: «Джоан приходила. Справлялась о моем здоровье. Мовчан с удовольствием отказала ей в информации. Наверное, на самом деле Джоан приходила за чем-то другим».

…Я смотрела в окно, где все не кончался осенний день, где снег облеплял ветки, уже не желая таять. Я ничего не могла с этим поделать, не могла изменить зимы, не могла выбросить чувство, что это последняя зима. Где-то за этой осенью был закрыт другой лицей, где-то там и те, кто начал это все – «Майнд», «Нойзильбер», проекты Джоан и Белую группу.

«Николь сидит взаперти и над чем-то опять работает, а на работе невнимательна. Лоботрясу из 2-А поставила кодеин вместо токоферола».

– Слушай, Соня, – Мовчан подняла голову из-за шреддера и щёлкнула кнопкой. Желтый звук прекратился. – Сходи к ней, а?

– Хорошо.

– Хорошо?

Я поправила манжеты и посмотрела в глаза Мовчан:

– Да, доктор.

– Ты слышала, о чем речь?

– Да, вы предложили мне сходить к Николь.

– И ты ответила «хорошо».

– Да.

Она склонила голову и будто бы ждала чего-то еще. Я смотрела в ответ и пыталась представить, сколько она выпила.

– Я вот все не пойму, Соня, – протянула доктор. – Тебе действительно все равно? Нет, конечно, я тебя знаю так долго, я помню твои тесты, когда я тебя принимала на учет…

Ее слова уходили в звон. Я понимала, что Анастасия Мовчан себя накручивает. Что она почему-то поверила в мою уникальность, в то, что я не умру, что за одной моей картой видений будет следующая, а за ней – еще одна. Что Ангелы придут и уйдут, а я буду вписывать их данные в новые бланки.

За окном снова шел снег, и я ничего не могла с этим поделать, но я могла сходить к Майе.

– Простите, – сказала я и указала в потолок. – Николь у себя?