– …у нее очень дрожали руки. Она говорила, что от нервов, это теперь я знаю: из-за таких, как мы с вами…

Прикосновения к глазу я не ощутила, просто все вдруг потемнело – и сразу же поплыло.

– Я каждое утро надевал ей линзы, каждый вечер – снимал…

Я видела мутно одним глазом, и через секунду – влажное прикосновение придержало мне другое веко. Он был очень аккуратен.

– Поначалу это очень страшно было – девять лет, вы только представьте, но, знаете, я помню это как сейчас…

У соседей за стенкой зашумела вода, мои колени растворялись.

– Вот так, – сказал Анатоль.

Я моргала, прогоняя пелену.

– Это было так давно, что я уже почти и забыл, и вы, наверное, похожи на нее, ну, мне так кажется… Вы очень красивы, то есть я понимаю, что вы синестетик, у вас желтые глаза… Я сейчас чушь несу, да?

– У вас язык заплетается.

– А у вас руки грязные!

– Вы не смотрите мне в глаза. Вы же хотели?

– А вы… А я вас люблю.

– А я – вас.

* * *

Степь дрожала под полуденным солнцем, степь пахла – одуряюще, пряно, по-настоящему. Она упиралась в слепящий осколок на западе, а мы спорили.

– Река.

– Залив.

– Соня, не спорь. Это река.

Он улыбался. Улыбалась я.