Номера на фасаде дома видно не было, но я узнала его по фотографиям в газетах. Светло-коричневый, скромный, общие стены с соседними домами, тяжелые деревянные двери и сверкающие окна. Меня, привыкшую к западному способу выражения скорби (могильник из мягких игрушек перед домом Джессики, например), удивило отсутствие каких-то мемориальных знаков. Не было даже намека на то, что здесь произошло что-то нехорошее. Я подняла голову, и в доме напротив увидела женское лицо в окне. Я помахала рукой, и она помахала мне в ответ.

Я не стала там задерживаться.

По дороге обратно на станцию я прошла мимо небольшой детской площадки. Ветерок чуть раскачивал качели в форме лошадки, и ржавые шарниры жалобно скрипели. Место, где Риу дожидался Чийоко…

Сэм, я была измождена, а впереди у меня был долгий день. Уже светает, но мне нужно рассказать еще об одном эпизоде. У меня не было времени расшифровать диктофонную запись моего разговора с Кендзи Янагида — я виделась с ним только вчера, — так что ты получишь его в отредактированном виде.

Без инструкций Дэниела я бы заблудилась уже через считаные секунды. Канда — лабиринт из хитросплетения улочек с массой маленьких ресторанчиков, крохотных книжных лавок и прокуренных кафе, забитых служащими в черных костюмах, — приводила в замешательство после относительно бездушной западной архитектуры района Роппонги. Следуя указаниям, я вышла на узкую аллею, переполненную людьми, лица которых были закрыты шарфами и медицинскими масками. Я остановилась перед дверью между двумя магазинчиками, в одном из которых продавались пластиковые корзинки с сушеной рыбой, а в другом было выставлено несколько детских рисунков в рамках, и сверила иероглифы на табличке с тем, что написал для меня Дэниел. С бьющимся под самым горлом сердцем я нажала кнопку домофона.

— Хай? — рявкнул в ответ мужской голос.

— Кендзи Янагида?

— Да?

— Меня зовут Элспет Мартинс. Вам говорил обо мне Паскаль де ла Круа.

Через мгновение щелкнул замок, и дверь открылась.

Я шагнула в коридор, пахнущий плесенью, и, поскольку больше идти было некуда, начала спускаться по короткой лестнице. В конце ее находилась полуоткрытая дверь без опознавательных знаков. Я толкнула ее и оказалась в большой мастерской, где царил беспорядок. В центре комнаты я заметила группку людей. А затем мозги у меня заклинило — не могу найти более точного слова, чтобы передать суть происшедшего! — потому что до меня вдруг дошло, что это не люди, а сурработы.

Я насчитала их шесть — три женщины, двое мужчин и (как это ни ужасно!) ребенок; они стояли на стендах, и свет галогеновых ламп отсвечивал от их восковой кожи и слишком блестящих глаз. Еще несколько сидели на стульях и потертых креслах в полутемном углу — один из них даже забросил ногу на ногу в совершенно естественной человеческой позе.