– Я иду наверх.

Мэйбел бросилась к ней:

– Евангелина-Мария О’Нил! Не пытайся оставить меня здесь одну! Мы будем держаться вместе, как Джордж и Айра Гершвины[60]!

– Ах, эта «Рапсодия в блюзовых тонах». Ты ведь не позволишь мне загрустить[61], – отшутилась Эви, хотя в таком страшном месте юмор казался неуместным.

– Может быть, мы уже пойдем дальше?

Огромная лестница вела на второй этаж. Красиво вырезанные стойки перил местами прогнили насквозь. Ступеньки жалобно скрипели под каждым их шагом, и Эви надеялась, что лестница не обрушится прямо под их ногами. Она водила фонариком по сторонам. На стене показался ряд старинных портретов, написанных маслом, весь серебристый от толстого слоя паутины. От лестницы вправо и влево расходился коридор с дверями в комнаты. Эви смотрела во все глаза, надеясь заполучить вещицу, которая хранит какие-нибудь воспоминания.

– Сюда. – Эви повернула направо. Она попробовала одну за одной несколько дверей, но все они оказались заперты. В самом тупике девушки увидели еще одну лестницу: узкую и крутую. Она вела в чердачную комнату с заколоченным мансардным окном. Тонкие лучи света пробивались через трещины в древесине, но этого было недостаточно, чтобы разглядеть комнату. Эви принялась водить фонарем из стороны в сторону. В отдалении стояла кровать с пологом, закрытая простынями, рядом трюмо с ящичками и платяной шкаф. Мэйбел осторожно распахнула скрипучие дверцы шкафа. В нем не было ничего, кроме нескольких старых, полуразвалившихся шляпок. В ящике трюмо пылились мутное зеркальце и расческа.

Вдруг Мэйбел издала вопль, от которого стыла кровь в жилах.

– Что такое? Что случилось? – затараторила Эви, пытаясь унять неистово бьющееся сердце. Не прекращая визжать, Мэйбел ткнула в сторону постели, где показался мелькающий крысиный силуэт. Они с Эви чуть не залезли друг на друга, продолжая кричать.

– Это была последняя капля, Эви! – выдохнула Мэйбел. – Прошу тебя, давай уйдем!

– Ладно, – уступила Эви. Она не могла избавиться от ощущения, что села в лужу. Когда она повернулась к двери, собираясь уходить, то споткнулась обо что-то и рухнула на Мэйбел.

– Эви! – возмущенно воскликнула та. – Ты хочешь, чтобы я умерла от инфаркта?

– Прости, старушка. – Эви посветила фонарем на пол. Часть половицы выгнулась от сырости, и под ней совершенно явно было что-то спрятано. – Свети сюда. – Она передала фонарик Мэйбел и с усилием отогнула половицу.

– Даже не говори мне, что собираешься засовывать туда руку, – проныла Мэйбел.

– Ладно. Ничего не говорю. – Закусив губу, Эви осторожно просунула пальцы в сырое темное пространство под полом и нащупала спрятанную вещицу. Когда удалось ее подцепить, Эви со вздохом облегчения вытащила руку наружу и брезгливо поежилась. – Божечки мои! Больше в жизни на такое не пойду.