Коннор разрешает.

– Денек сегодня был – врагу не пожелаю. Так что, надеюсь, у тебя хорошие новости.

– У тебя есть телик?

– Вон он, – указывает Коннор, – только сегодня нет сигнала, да и с цветом какая-то фигня.

– Сигнал не нужен, а цвета не будут иметь значения, когда увидишь, что я принес. – Старки вынимает из кармана флэшку и вставляет в соответствующий разъем телевизора. – Ты бы сел.

– Спасибо, я лучше постою, – смеется Коннор.

– Уверен, что лучше?

Коннор бросает на Старки озадаченный взгляд, но остается на ногах и ждет, когда на экране появится картинка.

Он сразу узнает передачу. Это еженедельная информационная программа, которую он много раз видел прежде. Знакомая тележурналистка обсуждает новость недели. Логотип за ее спиной гласит: «Ангел распределенности».

«Чуть больше года назад, – начинает она, – Хлопки совершили террористический акт в заготовительном лагере «Веселый Дровосек», штат Аризона. Эхо общественных и политических последствий этого события звучит по сей день. Сегодня, наконец, слово берет девушка – непосредственный свидетель бесславного деяния. Однако то, что она собирается вам сказать, для многих окажется неожиданностью. Вы имели возможность видеть ее в социальной рекламе, в последнее время наводнившей эфир. Всего за несколько недель она из преступницы, за которой охотится Инспекция по делам несовершеннолетних, превратилась в ярую защитницу разборки. Да, вы не ослышались: она защищает разборку. Ее зовут Риса Сирота, и такую девушку трудно забыть».

У Коннора перехватывает дыхание. Он вдруг понимает: Старки прав, лучше сесть, ноги подкашиваются. Он опускается в кресло.

В телестудии переключаются на интервью, которое Риса дала этой же журналистке раньше, в каком-то роскошном помещении. В Рисе что-то неуловимо изменилось – Коннор пока не может сказать, что.

«Риса, – начинает журналистка, – ты была на попечении государства, потом тебя отправили на разборку, затем ты стала сообщницей знаменитого Беглеца из Акрона, тебе довелось стать свидетелем его гибели в лагере “Веселый Дровосек”. И после всего случившегося ты выступаешь в защиту разборки. Почему?»

Риса не сразу, но отвечает: «Это сложно объяснить».

Старки скрещивает руки на груди.

– Еще бы не сложно!

– Тихо! – обрывает его Коннор.

«И все же очень бы хотелось, чтобы ты поделилась с нами», – настаивает журналистка с обезоруживающей улыбкой, которую Коннор с удовольствием стер бы с ее физиономии ударом Роландова кулака.

«Скажем так: у меня теперь иная точка зрения на разборку, чем раньше».

«То есть теперь ты считаешь, что разборка – благо?»