Риса поднимает на него глаза. Ну и ну. Он сумел выразить словами те самые чувства, которые она всегда испытывала в отношении своего детства.

– Ты знаешь, в каких приютах воспитывался? – интересуется она.

– Не совсем. В голове мелькают образы, обрывки воспоминаний, но в моем речевом центре практически нет частей, полученных от государственных сирот.

– Неудивительно. В приютах не слишком-то заботятся о том, чтобы развивать у детей речевые навыки, – усмехается Риса.

– Ты что-нибудь знаешь о себе? – любопытствует Кам. – Как ты оказалась в приюте? Кто твои родители?

В горле Рисы образуется ком, который она пытается проглотить.

– Эта информация никому не доступна.

– Мне доступна, – говорит Кам.

От этих слов ею овладевают и опасение, и робкая надежда. Но на этот раз, с удовлетворением отмечает она, опасение сильнее.

– Собственно, мне никогда и не хотелось это знать. Да и сейчас не хочется.

Кам опускает взор. Он немного разочарован. А может, даже и не немного. Риса неожиданно для себя тянется через стол и сжимает его пальцы.

– Спасибо за предложение. Очень мило с твоей стороны, но… я привыкла. Не надо мне это знать.

И только отпустив его ладонь, Риса осознает, что это ее первый добровольный физический контакт с ним за все время их знакомства. О том же думает и Кам.

– Я знаю, ты любила парня, которого называют Беглецом из Акрона, – говорит он.

Риса старается не показать своих чувств.

– Мне очень жаль, что он погиб, – говорит Кам. Риса смотрит на него в ужасе, но тут он добавляет: – Наверно, тот день в «Веселом Дровосеке» был просто кошмаром.

Риса тяжело вздыхает. Кам не в курсе, что Коннор жив. Значит ли это, что и «Граждане за прогресс» тоже ни сном ни духом? Но об этом лучше не спрашивать и вообще, на эту тему говорить не стоит: возникнет много встречных вопросов.

– Ты тоскуешь по нему? – спрашивает Кам.

Вот теперь она может сказать правду.

– Да. Очень.