Светлый фон

Коннор делает глубокий дрожащий вдох. Вот, значит, как было положено начало разборке.

– Всё произошло быстро, – продолжает Соня, – как говорится, под шумок. Инспекция по делам молодёжи была учреждена без криков и особых протестов со стороны общества. Все радовались: Хартландская война закончилась, наводящих ужас пацанов и девок убрали с глаз долой и из сердца вон. Никому не хотелось задуматься, к чему всё это приведёт. Ведь теперь появился солидный запас органов для всех. И даже если ты не нуждался ни в руках помоложе, ни в глазах поярче, то повсеместная реклама сделала своё дело – и ты их захотел. «Стань новым человеком!» – кричали рекламные щиты. «Добавь себе ещё пятьдесят лет жизни»! – и так далее. – Соня сокрушённо качает головой. – Они породили желание; желание превратилось в необходимость – так разборка стала неотъемлемой частью бытия.

Никто не говорит ни слова. Они как будто выдерживают минуту молчания по всем тем детям, что были перемолоты машиной разборки. Индустрией, как назвала её Соня. Мельницей, работающей на человеческом мясе и выходящей за рамки всяческой морали, но при этом регулируемой законами с полного согласия общества.

И тут Коннора осеняет:

– На этом история не кончается, правда, Соня? Должно быть что-то ещё. Иначе с чего бы это «Гражданам за прогресс» так бояться человека, которому они нанесли поражение? Почему имя Дженсона Рейншильда до сих пор заставляет их гадить в штаны?

Теперь Соня улыбается.

– А какое, по-твоему, слово сковывает страхом сердце любой индустрии?

И когда никто не отвечает, она шепчет, словно тёмную мантру:

– Моральное старение.

• • •

В антикварной лавке, в неприметном углу, куда покупатели особенно не заглядывают, высится штабель пыльных старых компьютеров, готовый в любой момент уступить земному тяготению, но каким-то чудом удерживающийся от обвала. В этот-то угол и ведёт Соня своих собеседников.

– Держу их здесь, потому что время от времени наведывается какой-нибудь любитель старых компьютеров – правда, не очень часто. Да и платят они не бог весть что.

– Так а мы-то здесь зачем? – спрашивает Коннор.

Соня легонько стукает тросточкой по его плечу.

– Для наглядности. Техника стареет не так красиво, как, скажем, стильная мебель. – Она садится на упомянутую красиво устаревшую мебель – кресло с гнутыми ножками и алой бархатной обивкой. Наверно, оно стоит больше, чем вся эта куча древних компьютеров.

– Когда было принято Соглашение о разборке, я сдалась. Я ненавидела себя за невольное участие в процессе, приведшем к Соглашению. А вот Дженсон… он боролся до самого своего смертного часа. Он понял, что теперь, когда людей стали расчленять на части, единственный способ остановить разборку – это дать публике более дешёвые органы, которые не нужно было бы забирать у живых людей. Убери необходимость в заготовке донорских органов – и к людям вернётся совесть. Разборка прекратится.