Тем не менее пути отступления в любом случае уже отрезаны. Время уже близится к шести. Менее часа до того, как… до чего?! Я стараюсь не думать об этом, а просто иду дальше, к следующему этапу. Сейчас мое дело – заполучить документ.

Кассир приносит мне огромную коробку и уходит, закрыв за собой дверь, предоставив мне возможность достать свой портфель. Я дважды проверяю его, чтобы убедиться, что лэптоп и цифровая камера по-прежнему на месте. Оба аппарата, которые в полудюжине магазинов бытовой электроники в двух кварталах отсюда продадут любому за пару косых, на месте. В них малоценные прежние записи, не более важные, чем студенческие курсовые работы, а также снимки Тэсс в балетной пачке на весеннем школьном концерте. А теперь еще и запись, содержащая новую историю для всего мира.

Я защелкиваю замок портфеля и выхожу наружу, едва кивнув кассиру. Не спускаю глаз с вращающихся входных дверей, открывающихся на залитую солнечным светом улицу. Если глядеть только на двери, меня никто не остановит.

Вот никто меня и не останавливает. Пока что.

К тротуару прямо перед зданием банка подъезжает такси, и вот я уже сижу на заднем сиденье, ввалившись в салон через дверь со стороны проезжей части, пока предыдущий пассажир еще не успел расплатиться. После чего съеживаюсь и съезжаю ниже, чтобы в окно была видна только бейсболка. Глаза изучают ботинки, избегая взгляда водителя в зеркале заднего вида.

– Гранд-Сентрал, – говорю я ему, когда мы ввинчиваемся в поток движущихся бампер к бамперу машин. И вспоминаю, что когда в последний раз давал водителю такси этот адрес, то оказался в Дакоте.

Но теперь ничего такого не происходит. Мы никуда не едем. Стоим, зажатые в пробке: стремящийся по Пятой авеню в центр транспорт превратился в узкую парковочную площадку, забитую черными лимузинами, желтыми такси и разноцветными фургонами.

– Попробуйте другой маршрут, – говорю я водителю.

– Какой еще другой?!

Я сую пятидесятидолларовую банкноту сквозь отверстие в плексигласовом разделительном щитке, с лихвой покрывая девятидолларовую стоимость проезда. Вылезаю наружу и пробираюсь между бамперами к тротуару. Осматриваю улицу в обе стороны, не замечаю никакой полиции, после чего пускаюсь бегом.

Это тяжкий спринт на восток по 46-й улице до Парк-авеню. Люди на тротуаре вовремя отрываются от своих мобильников, чтобы отпрыгнуть в сторону и дать мне дорогу. Кто-то слегка удивлен («Хо-хо!») или чуть возмущен и выражается в манере, свойственной любому навидавшемуся видов ньюйоркцу («Мать твою так!»), остальные просто орут в приступе ярости («Ну-ка, поди сюда, засранец!»). Но никто не пытается остановить эту несущуюся стодевяностофунтовую массу, этого разъяренного небритого безумца – меня.