Но художник думал совсем о другом, поэтому предложил Зигфриду занять место возле журнального столика, чтобы поскорее приступить к работе. Сначала доктор пристально посмотрел на Делакруа, но затем всё же подчинился, присев в белое кресло, стоявшее на фоне великолепной панорамы юго— западной окраины города. «Действительно, — рассуждал про себя Грэм, наблюдая, как художник, поставив полотно на треногу, обнажил кисти, — что может понять этот человек, далекий от тех знаний, которыми обладаю я…»

Позируя творцу, Зигфрид стал моделировать в своей голове цепочку тех событий, что позволяли ему думать такими категориями…

Подозрительность. Именно та черта доктора, которая мотивировала его держать Рамину Джоши всегда на виду. Вся её жизнь со времени заточения в комплексе Грэма фиксировалась на скрытые камеры. Даже когда та мылась в ванной, за ней всегда наблюдал пристальный взгляд злого гения. Такое внимание, несмотря на некий эротический подтекст, принесло свои плоды — от доктора не ускользнуло то, как Рамина изменилась, когда в лаборатории установили стромбостетоскоп.

После этого она, из весьма общительной женщины, превратилась в весьма задумчивую особу. Доктор Джоши подолгу стала задерживаться на работе, делая одни и те же тесты, словно находясь в поиске какого — то подтверждения, которое для самого Грэма оставалось недостижимым. Отчеты оставались пустыми, либо там стоял привычный штамп «ОН», что означало «ОТКЛОНЕНИЙ НЕ ВЫЯВЛЕНО». Такое подозрительное поведение коллеги вылилось в собственное расследование Зигфрида, руководством к которому послужили материалы скрытой видеозаписи.

Да, Грэму пришлось подучить язык кайпианского союза, чтобы научиться пользоваться иностранным оборудованием — стромбостетоскопом, но у него уже был опыт работы с технологиями востока. Пошагово пройдя в своих исследованиях путем доктора Джоши, Грэм, исследуя полученные образцы, пришел к тем же выводам, что и коллега, которая к тому времени загадочным образом была уже втянута в историю с полковником Орокином.

Но полученные результаты, а именно неподдающееся объяснению поведение обнаруженных «нейронных паразитов», как называл спиросомы сам доктор, породили массу загадок, приблизив интеллект Грэма к ощущению чего— то запредельного для понимания человеческого разума. Он не только размышлял над поселившимися в его голове вопросами, но и пытался найти практическое применение обнаруженному явлению, которое противоречило обычным представлениям о биологической картине мира…

Внезапно окружающее пространство гостиной, превращённой на время в художественную студию, стало заливать ярким светом, отчего доктор сначала, было, подумал, что у него начались какие — то зрительные галлюцинации вследствие умственного напряжения. Но когда мсье Делакруа выронил кисть и закрыл рукою глаза от ослепляющего света, волосы на затылке Грэма зашевелились. Когда аномальная вспышка света потеряла свою силу, Зигфрид, встав с кресла, развернулся, после чего открыл от удивления рот: над пепельным горизонтом разрасталось грибовидное радиоактивное облако…