Он повернул направо и замер на месте с тяжело бьющимся в груди сердцем. Теплые волны обдавали его лодыжки. Их излучали решетки отопления. Очевидно, у папы по расписанию сегодня прогревалось западное крыло и…
Что же это? Ему казалось, что он уже почти знает ответ на вопрос. Нечто, что могло спасти его и маму? Но Тони сказал, что спасение целиком зависело от него самого. О чем же речь?
Он уселся на корточки, прижавшись спиной к стене и стараясь сосредоточенно все обдумать. А это оказалось нелегко… отель не оставлял попыток проникнуть к нему в голову… рисуя перед его мысленным взором образ той темной фигуры, которая размахивала молотком, долбила им в стены… вышибая облачка штукатурки.
– Помоги мне, – пробормотал он. – Тони, помоги мне.
И внезапно он понял, что в отеле вновь воцарилась мертвая тишина. Звука мотора больше не было слышно.
(вероятно, ему померещилось)
Умолкло и праздничное веселье, и остался лишь ветер – вечно завывающий и стонущий ветер.
Неожиданно ожил лифт.
Он двигался вверх.
И Дэнни знал, кто – что – в нем поднимается.
Он вскочил на ноги, озираясь по сторонам. Панический страх сдавил ему сердце. Зачем Тони послал его на четвертый этаж? Здесь он оказался в западне. Все двери были накрепко заперты.
Он вспомнил: был же еще чердак. И он знал где. Отец как-то приводил его к нему, когда расставлял крысиные ловушки. Подняться наверх он не разрешил, опасаясь, что крысы могут покусать его. Но зато показал раздвижную лестницу, прикрепленную к потолку рядом с люком в конце последнего короткого коридора западного крыла. К стене был прислонен шест. С его помощью отец толчком открыл люк, и вниз с легким шумом противовесов спустилась лесенка. Если бы только ему удалось забраться туда, а потом втащить лестницу за собой…
Где-то в конце лабиринта простиравшихся позади коридоров остановился лифт. Раздался треск открываемой гармошки внутренней двери, затем грохот наружной. А потом голос – уже не внутри его головы, а ужасающе реальный – стал звать:
– Дэнни! Дэнни! Подойди ко мне на минутку, сделай одолжение. Ты поступил скверно, и я хочу, чтобы ты принял свое лекарство, как мужчина. Дэнни? Дэнни!
Будучи послушным мальчиком, он уже сделал два машинальных шага на этот голос, прежде чем остановился. Его руки, опущенные вдоль тела, сжались в кулаки.