Микаель сидел за столиком у окна в танцбаре на пароме «Wasa Express». С его места, в отличие от большинства мест в баре, открывался хороший передний обзор. Несколько маленьких девочек, одетых в розовые платья принцесс, играли на пустом круглом танцполе посредине. Из динамиков бара слышался невнятный танцевальный рок. Люди сновали туда-сюда и занимали сидячие места, кладя на них верхнюю одежду, а потом устремлялись в ресторан с накрытыми шведскими столами. На одной из афиш в углу с клавишной панелью было написано: «Musique Quiz Tonight в 19.00», а на другой, рядом с кабинкой диск-жокея — «Клуб Galaxy — Mischa Daniels Scandinavian Album Tour Feat. J-Son & Sandro Monte».

За соседним столиком сидело четверо мужчин лет двадцати пяти. У всех верхняя губа в крошках от жевательного табака.

— Ну что, каких девушек будете заказывать сегодня вечером? — спросил один из них. — Тут, черт возьми, и переспать не с кем — всем 35 плюс.

Микаель посмотрел на них и фыркнул. Как там сказал поэт Гуннар Экелёф еще в 60-х годах: Швеция американизировалась на немецкий лад.

Повсюду эти ужасно безвкусные паромы, вся эта жирная еда, вся эта сельдь и вареный лосось, все эти отвратительные подносы с запеканками «искушение Янссона» и горячими закусками, заблеванные палубы, мерзкие мальчишники, все эти девичьи провинциальные стрижки лесенкой с косицами на шее, не говоря уже о самом судне: никогда не знаешь, плывешь ты или нет, и в какую сторону, оно только гудит и вибрирует, и внезапно архипелаг за бортом скользит то в одну сторону, то в другую, пока судно зигзагами пробирается вперед, и вот ты уже на месте.

Я хочу видеть, как мы едем, я хочу видеть что-то, напоминающее Еврехольмен и маленькие серые скалистые острова к югу от Лиль-Реббена в Бондё-фьорде. Мы ездили туда в то лето, вся наша маленькая семья с новорожденной дочкой. Я помню маленький домик белого цвета, мою Юханну и все наше совместное презрение к большим шикарным парусным и моторным лодкам, которые скользили мимо нас по фьордам.

Прожектор осветил нос и нижнюю палубу, ему стало хуже видно, теперь он мог различить только два маяка в вечерней тьме.

Так вот, то самое лето. Даже если наши отношения строились на таком вот совместном презрении ко многим вещам, и даже если все потом пошло к черту, все-таки это была любовь.

Подошел Поль с двумя кружками пива и сел рядом.

Микаель внимательно посмотрел на пиво.

Сколько времени я не пил? Два года?

— Да, какая тут прекрасная атмосфера, — с иронией заметил Поль и огляделся по сторонам.

Они слегка рассмеялись, и Поль пригубил пива.