Все это машина, которую только кормить и кормить – Генри ненавидел машину и ненавидел себя за то, что хотел людского восхищения, которое она ему так щедро обещала. Как будто сам он ничего не стоил, если никого нет рядом и некому аплодировать.
– Ген! – Тэта выбежала следом прямо в своем скудном, зато очень блестящем сценическом одеянии. – Ген! Да что с тобой такое? Ты совсем спятил? Ты только что потерял работу!
– Я в полной мере осознаю этот факт, милая барышня, – попробовал пошутить Генри, но слова крошились, как сырой мел.
– Ты должен извиниться перед Фло. Скажи, что ты несколько ночей не спал и совсем потерял голову. Он возьмет тебя назад.
Гнев Генри был живой тварью, змеей у него в руках. Сколько раз ему приходилось душить в себе чувства, лишь бы кто-то другой был счастлив? Сколько раз он отрекался от собственных нужд ради чьих-то еще? Неважно, больше он этого делать не станет. Не в этот раз. И не когда речь идет о такой важной вещи, как музыка.
– Так вот что я должен сделать, да, Тэта? Вернуться туда, держа смиренно шляпу в руках, снова попросить подачки, притвориться, что я никто, и быть благодарным за то, что мне кинут с барского стола? И всякий раз, как уродские песенки Герби пролезут в шоу вперед моих, глотать это и говорить спасибо? На это мне стоит тратить свою жизнь? На то, чтобы вежливо улыбаться, когда Уолли дает этому кретину измываться над моей музыкой, а меня даже не спрашивает?
– Это всего лишь вопрос времени…
– Я. Устал. Притворяться, – Генри закинул голову, и буквы вывески поплыли у него перед глазами. – Они никогда никуда меня не возьмут, Тэта! – закричал он.
К крикам Генри не привык. Жизнь с отцом приучила его держать все внутри, под замком. Но сейчас оно все рвалось наружу, как содержимое переполненного шкафа.
– Ты что, не понимаешь? Я не вписываюсь. Песни, которые я пишу – это совсем не те песни, которые они хотят слушать. Все это время я пытался понять, чего они хотят, и дать это им. Я больше не хочу тратить на это время, Тэта. Мне нужно понять, чего хочу
Генри быстро вытер глаза, сунул обе руки под мышки и отвернулся от нее.
– Ген, никто не верит в тебя в этом мире больше, чем я. Но вот прямо сейчас тебе реально нужна работа. Я просто говорю тебе правду.
Это было прямо и в лоб, c Тэтой всегда так. Это свойство он в ней всегда особенно любил. Но вот прямо сейчас оно привело его в бешенство.
– Ну, раз это правда и раз мы сейчас тут все ее говорим, – рявкнул он, так и оскалившись на «правде», – почему бы тебе не пойти сейчас туда и не сказать Фло о Мемфисе? А что, можно еще в газеты позвонить и дать им эксклюзивное интервью: «Фальшивая русская княжна и ее роман с черным гарлемским поэтом».