В Александрии много таких заброшенных мест. Мусорщик говорил, что подобные язвы на теле городе показывают его неблагополучие. Антэй поймал себя на мыслях о сновидящем и с усилием прогнал воспоминание о нем.

Свалка осталась далеко позади.

Еще пара кварталов – и людей на улицах прибавилось. Распахнулись двери всех кальянных. Из уличных едален потянуло запахом кеббе и пресных лепешек, печенных на огне. Над дорогой, забитой автомобилями и мопедами, повисли облака выхлопных газов, то и дело раздавались громкие гудки, чтобы отпугнуть пешеходов, лезущих под колеса. Лотки с фруктами, подсвеченные электрическими лампочками на длинных проводах, сменялись мешками разноцветных специй и риса…

Ночь Александрии, такая же черная и непроглядная, как пролитые чернила, текла с низкого неба и заполняла собой город.

Водитель сбросил скорость, перестраиваясь, чтобы свернуть на боковую улицу, и тут Антэя накрыло. Голова не болела больше, и не мелькали пятна перед глазами. Что-то странное стало происходить с миром вокруг.

Спелые плоды, выложенные на прилавки, превратились в горы гнили, дома стали медленно разрушаться, камни падали с фасадов и разбивались на мостовой. Даже приличный отель на краю площади Ауса выглядел треснувшим от фундамента до крыши, а сквозь дыры в окнах сочилась какая-то черная, липкая дрянь.

Пальмы, растущие вдоль улицы, рассыпались в труху, луну в небе тоже перекосило. Пряный аромат дыма сменился аммиачной вонью.

Антэй понимал, что это всего лишь игра его разума, атакованного дэймосом, но выносить до предела правдоподобные галлюцинации становилось все труднее. Потянуло в сон. Захотелось откинуть голову на спинку, подремать хотя бы несколько минут или просто закрыть глаза. Именно то, чего делать было нельзя ни в коем случае. Жестом, давно вошедшим в привычку, серфер поднес руку ко рту, впился в кольцо зубами, чувствуя как проминается под резцами мягкий металл. Стало чуть легче. Боль в челюсти и вкус крови, теперь уже его собственной, прогнали сонливость. Но в реальности по-прежнему все было плохо.

По тротуарам ковыляли, ползли, брели живые трупы, тени, скелеты. В окно машины заглянула полуразложившаяся морда – и оскалила обломки зубов. Шрам на голове водителя разошелся, оттуда начали выползать извивающиеся белесые черви. Они ползли по спинке кресла, падали на колени Антэя с жирными шлепками.

Серфер прикрыл глаза, чтобы не видеть этого.

Но стало лишь хуже.

Волной накатили звуки.

Визг, хлюпанье, заунывные стоны, а фоном в этой какофонии звучал сладкий, нежный голос без слов, обещающий покой и забвение. В красной пустоте перед опущенными веками закружил черный водоворот. В него потянуло с неудержимой силой. Но Антэй тряхнул головой, впился пальцами в собственное колено, обтянутое белой тканью, сбрасывая очередное наваждение, и вновь заставил себя смотреть на искаженную реальность.