Слова Миро очень походили на те обвинения, что бросала Эндеру Новинья.

– Да нет, вряд ли мы ее любовники, – сказал он. – Джейн не принадлежит к человеческой расе. У нее даже нет тела.

– Где же тогда логика? – поинтересовался Миро. – Разве не ты только что заявил, что ты и моя мать можете быть женаты и даже не касаться друг друга.

Подобное сравнение пришлось Эндеру не по душе. Наверное, потому, что в нем было слишком много правды. Не была ли Новинья права, питая столько лет жгучую ревность к Джейн?

– Да она практически живет у нас в головах, – продолжал развивать мысль Миро. – Туда никакой жене не проникнуть.

– Мне всегда казалось, – сказал вдруг Эндер, – что твоя мать ревновала меня к Джейн потому, что завидовала: ведь у нее никогда в жизни не было настолько близкого друга.

– Bobagem, – заявил Миро. – Lixo. – «Ерунда. Чушь». – Мать ревновала тебя к Джейн потому, что хотела быть так же близка тебе, но все ее усилия оказались тщетны.

– Только не твоя мать. Она заботилась больше о себе. Временами мы были близки друг другу как никогда, но она всегда поворачивалась ко мне спиной и возвращалась к работе.

– Точно так же, как ты менял ее на Джейн.

– Это она тебе так сказала?

– Ну, примерно. Ты вот говоришь с ней, а потом ни с того ни с сего вдруг замолкаешь, и, хотя ты очень поднаторел в произнесении слов про себя, все равно видно, как твоя челюсть легонько шевелится и твои глаза и губы мгновенно реагируют на то, что говорит тебе Джейн. Она все это видела. Вот ты рядом с ней, близко-близко, а затем раз – и ты уже где-то далеко.

– Нас разделило не это, – сказал Эндер. – Причиной была смерть Квима.

– Смерть Квима была просто последней каплей, переполнившей чашу. Если бы не Джейн, если бы мать действительно верила, что ты душой и сердцем принадлежишь только ей одной, она бы не отвернулась от тебя после гибели Квима. Наоборот, кинулась бы к тебе на шею.

Миро сказал как раз то, чего больше всего страшился Эндер. Что виноват он один. Что Эндер был совсем не идеальным мужем. Что это он оттолкнул ее от себя. И хуже всего было то, что, когда Миро сказал это, Эндер сразу понял: вот она, правда. Чувство потери, которое, как он считал, и так уже стало невыносимой пыткой, усилилось вдвое, втрое, превратив его душу в бесконечную пустоту.

Он почувствовал на плече руку Миро, тяжелую, неловкую.

– Бог свидетель, Эндрю, я не хотел причинить тебе боль.

– Так уж получилось, – ответил Эндер.

– Виноват здесь не ты один, – продолжил Миро. – И Джейн здесь ни при чем. Ты же помнишь, у матери у самой с головой не все в порядке. Она всегда была чуть-чуть чокнутой.