– Но вы могли бы его получить.

Крис закашлялся, согнулся пополам от смеха:

– Висенте, все работает иначе. Я не могу прийти в офис к другому сотруднику и начать просматривать файлы его клиента. И дело не в системе безопасности, а в этике. Говорю на полном серьезе: за подобный поступок я рискую лишиться работы.

Барранко отвернулся:

– Ладно, не берите в голову. Забудьте, о чем я спрашивал. Понимаю, вам есть чем рисковать.

Было непохоже, что колумбиец говорил с иронией – Крису казалось, он начал понимать, как мыслит Висенте Барранко, и мог подмечать подобные вещи. За последние два дня он выстроил неплохой остов отношений с клиентом, по крайней мере, так он думал. Крис пригласил колумбийца к себе домой и всячески призывал Карлу проявить ту же солидарность, что и за ужином в Хилтоне. Вместе с Барранко они выбирались в относительно спокойные клубы на границе кордонных зон. А в субботу утром по настоянию Барранко Крис даже покатал его на «Саабе» по восточным зонам и провел небольшую экскурсию. На протяжении всей поездки колумбиец не проронил ни слова, лишь однажды задал вопрос: «Вы здесь выросли, Крис?»

Впервые Барранко обратился к нему по имени. Переломный момент. Крис оценил произошедшее, резко крутанул руль и развернул «Сааб» на сто восемьдесят градусов, благо улица была пустая. Он повел машину сквозь лабиринт пустующих дорог с односторонним движением. Думал, что забыл их, но оказалось – нет. Нашел заброшенную недостроенную многоярусную парковку, которая выходила на жилые районы западной части Темзы, и по спиральному подъему выехал на крышу. Припарковался у самого края и мотнул головой вперед.

– Вон там, внизу, – кратко сказал он, указав сквозь лобовое стекло.

Барранко вышел из автомобиля и остановился у парапета. Спустя какое-то время к нему присоединился Крис.

Речные районы.

Он практически ощущал привкус названия на языке. Горький, металлический. Крис глазел на невысокие домишки, грязно-зеленые миниатюры одичавших парков между ними, затянутую бензиновой пленкой водную гладь, к которой с трех сторон примыкали дома. Не Брундтланд, конечно, сказал он себе, не извилистые улочки с бетонными коробками, предназначенными исключительно для отбросов общества. Нет. Но здесь тоже было плохо, только по-другому.

– У меня на родине, – начал Барранко бесхитростно, но точно повторяя его мысли, – вас не сочли бы бедняком, живи вы в таком районе.

– Его строили не для бедняков.

Колумбиец взглянул на собеседника.

– Но бедняки сюда перебрались. Видите ли, после серии рецессий никто другой не готов был сюда ехать. Никаких удобств. Ни магазинов, ни транспорта, разве что у вас есть деньги на такси или бензин и права. А их у большинства не было. И чем дальше, тем хуже. Хотите куда-то отправиться? – Крис развернулся и указал на север: – Ближайшая автобусная остановка в двух километрах. Раньше была железнодорожная ветка, но инвесторы всполошились и забрали деньги. Когда я рос, работающие люди ездили на велосипедах, правда, потом банды детей стали швыряться в них камнями.