Они вошли в гостиную, где стояли два дивана, низкий столик, на котором поместились бутылка вина и два небольших блюда с закусками.

— Я знаю, что ты пообедал, так что считай себя приглашенным на чай, — сказала Альбина, оборачиваясь к Андрею и оказываясь слишком близко от него, так что он невольно сделал движение к ней. Господи, как хороша эта женщина! И это — его грязная, обреченная на смерть, заморенная лагерная жена!

Альбина улыбнулась — он даже улыбки ее еще толком не видел — и отступила на шаг.

— Что будете пить? — спросила она, открывая дверцу бара, встроенного в высокий старинный буфет, который никак не гармонировал с современной обстановкой гостиной.

— А что пьют к чаю в вашем доме? — спросил Андрей, стараясь попасть в тон.

— Коньяк, — заявила уверенно Альбина и, поставив на столик бутылку коньяка, оклеенную черными с золотом этикетками, села на диван и показала Андрею место на другом диване — напротив нее.

Андрей понял, насколько наивны были его надежды на встречу наедине, может, даже в заросшем парке или интимности ресторана… Они сидели на сцене, и вокруг, из-за каждого угла, как из ложи, глядели невидимые, но внимательные зрители.

— Ну и как ты? — спросил Андрей, уже смиряясь с формальностью встречи. — Ты хорошо выглядишь. Красивая. Довольна жизнью?

— Спасибо, а ты? — спросила Альбина.

— Я недоволен жизнью, я плохо выгляжу, я хочу убежать или помереть, — сказал Андрей, почувствовав полное равнодушие к тому, довольны ли его словами новые тюремщики. — Я не знаю, сколько мне здесь сидеть в одиночке.

— Надеюсь, что твоя одиночка комфортабельна? — сказала Альбина, словно стараясь превратить разговор в шутку.

— Вполне. Это отдельная клетка с отдельным входом, отдельной спальней и отдельной ванной, вот только коньяка не дают, хотя, может, потому, что я не просил.

— Лучше, чем в лагере? — серьезно спросила Альбина.

— Не знаю. В лагере я был не один. Там все время были люди, неужели ты не понимаешь?

— Я не люблю людей, — сказала Альбина. — Вернее, я люблю очень немногих людей. Ты — почти такой человек.

Андрей кивнул, но его несколько покоробило то, что его оставили, хоть и допустили к грани, вне круга друзей Альбины.

— А здесь тебе хорошо? — спросил Андрей.

— Ты пей, пей, а если голодный, то я прикажу принести ростбиф. Конечно же, ты голодный!

Альбина привычным — когда она успела так войти в роль! — движением протянула руку к кнопке звонка, которой заканчивался белый провод, лежавший на подлокотнике дивана.

— Я вас слушаю, — донесся голос, словно говорили по телефону, но чуть громче.