— Я же велел меня сегодня не беспокоить! — тонкая душевная организация господина Ульса дала трещину стремительно, заставив грузного начальника городской стражи подскочить со своей софы. Отлепившаяся примочка оголила заплывший, посиневший левый глаз. Слуга икнул, пятясь.

— Простите, но…

— Ах, ваше благородие! Какая досада!

Речь слуги самым наглым образом прервало появление новых действующих лиц. И если на молодого охотника «ваше благородие» не обратил внимания, то шедшего впереди низенького и полноватого мужчину средних лет Ульс узнал сиюминутно. Он мог показаться всего лишь простым смертным, если бы не вызывающего цвета ярко-алая мантия, подчеркивающая необычайно высокое положение гостя.

— Не ожидал вашего визита, диргинаал[22].

Удивительно благотворно повлияло на «ваше благородие» появление кардинала: заставило вытянуться стрункой, брюшко втянуть, нацепить на физиономию самую благодушную свою маску.

Подойдя, он, как и требовал регламент, пожал ирииловому слуге руку. Ульс чуть поморщился. Рука у диргинаала оказалась потной, умащенной каким-то жирным маслом.

И хотя официально ни вера ириилова, ни ее слуги не считались равными светской власти, каждый в столице понимал, что очень скоро положение дел кардинально перемениться. А потому уже сейчас многие сиятельные господа принимали соответствующие меры, заручаясь поддержкой уже набирающей силу верхушки ирриилова воинства — диргинаалов.

Не так важна религия, как те, кто несут ее — таковой была точка зрения господина Ульса. Увы, она не относилась к Пузырю — бывшему купцу, негласному главе торговой гильдии Белграда, негласного царька северного квартала и уже официального верховного диргинаала совета слуг иррииловых.

Ульсу втайне нравилось некоторое подобие власти над Пузырем. Негласный князек всея отбросов Белграда не мог в открытую противостоять ему, начальнику городской стражи. И если раньше Ульс не вступал в конфликт, предпочитая негласный союз с Пузырем, то много позже, закрепившись на посту, осознал свою безнаказанность, а главное — законность собственной политики по отношению диргинаалу. Действуя аккуратно, он не раз вынуждал «царя с помойки» идти ему на уступки, поддерживать его, а главное с недовольством, но все же подчиняться.

Пузырь терпел, осознавая, что, занимая пост духовного лица, он вообще не вправе афишировать свою подпольную деятельность. Терпение его оправдалось: старый правитель заболел, и ожидаемо царскую думу возглавил старший сын — агрессивный фанатик заморской веры. Официально прав вводить свои порядки в Антском царствии он пока не имел, но тут уже даже самому последнему дураку становилось ясно, что рано или поздно, старый царь испустит дух, а младшие братья пока еще не достигли того возраста, в котором можно претендовать на царский трон.