Мы двинулись вглубь здания по извилистому лабиринту, между штабелей коричневых ящиков высотой в человеческий рост.

– Прошу прошения за беспорядок, – извинился Мартинес, оглянувшись на меня через плечо. – Я знаю, что мне следует всерьез заняться проблемами сортировки и хранения, но постоянно возникают более важные дела.

– Удивляюсь, что вы находите время поесть, не говоря уже о вышеупомянутых проблемах.

– Ну, должен признаться, в последнее время такие вещи действительно мало меня беспокоят. Если вы следите за новостями, то знаете, что я уже поймал свою самую большую рыбу. Чтобы закончить эту работу, требуется совсем немного усилий, но я сейчас так занят, что… – Мартинес внезапно остановился около штабеля, водрузил на нос пенсне и смахнул пыль с бумажного ярлычка, прикрепленного к боку ближайшего ящика. – Нет, – раздраженно пробормотал он, покачав головой. – Не на том месте. Черт побери, не на том месте! Норберт!

Норберт плелся следом за нами, мое промокшее пальто было изящно наброшено на его огромную мощную руку.

– Мистер Мартинес?

– Этот ящик стоит не там, где надо! – Невысокий мужчина повернулся и ткнул пальцем в просвет между двумя штабелями на противоположной стороне прохода. – Он должен быть здесь. Надо его передвинуть. Дело Кесслера передается в суд в следующем месяце, и мне не нужны неприятности из-за пропавшей документации.

– Позаботиться об этом, – громыхнул Норберт.

Прозвучало как приказ, но я восприняла это в том смысле, что он займется ящиком после того, как справится с чисткой моих вещей.

– Кесслер? – переспросила я, когда Норберт ушел. – Тилман Кесслер, дознаватель Северной Коалиции?

– Именно так. Вы с ним встречались?

– Ну, тогда бы я тут не стояла.

– Вполне вероятно. Однако имеется небольшое количество людей, которым удалось пережить знакомство с Кесслером. Их свидетельские показания помогут привлечь Кесслера к суду.

– На котором вы подвергнете его пыткам.

– В ваших словах звучит некоторое неодобрение, Диксия, – заметил Мартинес.

– Вы правы. Это варварство.

– Подобные вещи происходили всегда. Вспомните Хаусманна, если вам угодно.

Небесный Хаусманн – человек, который дал имя этому миру и развязал двухсотпядитесятилетнюю войну, которую лишь недавно и с большим трудом удалось прекратить. Те, кто истязал Ская, верили, что таким образом положат конец жестокостям. Большей ошибки нельзя было допустить. С тех пор пытки применялись при каждой казни.

– Вы просили меня приехать сюда из-за Кесслера, сэр? Полагаете, я могу что-нибудь добавить к показаниям против него?

Мартинес приостановился у массивной деревянной двери.