Дождавшись стука захлопнувшейся двери, Егор Тимофеевич говорит:

— Иногда так увлечемся, что родители приходят о времени напомнить. Да иной раз сами застревают. Папы, конечно. Мужское дело — техника.

— Теперь и женщины с этим делом не хуже управляются.

— И напрасно, — отрезал старик. — Сколько женских ремесел есть… А техника, она разная бывает. Тяжести ворочать, да в бензине, да в копоти копаться? И детей вынянчи, и кирпичи кидай, и фигуру сохрани, чтоб, значит, муж к другой не сбежал. Думаю, далеко не всегда такое равноправие оправдано.

Шрамы на лице Егора Тимофеевича побелели, то ли от напряжения натянулись, то ли от лица кровь отлила.

Мы помолчали. Егор Тимофеевич сам заговорил о том, что интересовало меня в первую очередь.

— Встретился я тогда с человеком, что обокрал Саблиных. О краже той я, правда, спустя много дней узнал.

Я терпеливо жду продолжения, хотя главный для меня вопрос: “Откуда у вас, Егор Тимофеевич, уверенность, что человек тот и есть вор?” — так и просится с языка.

— Было это в четверг, потому что Витя — мальчик, что здесь сидел, — пришел потом ко мне читать “Литературную газету”. Л когда я вышел подышать воздухом, как обычно перед обедом, в начале третьего, газета лежала в ящике. Значит, почтальон уже приходил. Это важно, потому что они часто меняются, и я мог его не знать. В дверях мы и столкнулись с тем человеком. Он что-то пробормотал, может, извинился, а может, наоборот, выругался, я не разобрал, но отступил, давая мне пройти. И тут же, так это быстро, словно на ходу придумал, спрашивает: “Зейналов Асад на каком этаже…” — и вдруг осекся, видно, понял, что я не вижу, рассмеялся и вошел в подъезд. Я даже и ответить не успел, что Зейналов в нашем доме не проживает. Когда он обратно вышел, я его по шагам узнал: мелким, торопливым. С полчаса прошло. Меня это удивило, я сказал ему: “Зейналов-то тут не живет, молодой человек”. А он мне: “Откуда ты знаешь, молодой я или старый?” Опять засмеялся и пошел со двора.

“Кража действительно произошла между двумя и четырьмя часами дня, — думал я. — И, судя по поведению… Старик, пожалуй, прав: это — вор”.

— Сколько вы пробыли еще во дворе, Егор Тимофеевич?

— Да не меньше часу.

— И за это время никто больше не появлялся?

— Почему же… Роза Арменаковна повела внучку на музыку и… Впрочем, это все были знакомые.

У меня возникло еще одно сомнение.

— А не мог этот парень действительно прийти к кому-то из жильцов вашего подъезда, но не хотел его или ее называть? Отсюда и наивная маскировка.

Егор Тимофеевич задумался, потом нерешительно сказал: