— Спасибо. Если что не пойму, спрошу, а деньги, как толкует пословица, большое зло, так что перебьюсь.

— Тогда до свидания, встретимся за ужином. — Токуда кивнул и направился к выходу. За ним захлопнулась дверь, и Бахусов остался наедине с Экимото.

Пока комендант в общих чертах объяснял Алексею устройство базы, инженер с полным безразличием глухонемого что–то осматривал, подняв крышку пульта, подвинчивал гайки, протирал контакты, регулировал реле. Когда капитан ушел, он неторопливо опустил крышку, защелкнул стопорные планки, вынул из стоящего в углу тубуса толстый рулон немного засаленных и потрепанных чертежей и положил их на стол, Ни слова не говоря, он развернул листы, тщательно разгладил их ладонями и очень наглядно и выразительно, как настоящий мим, с помощью рук, лица и изредка отдельных восклицаний стал показывать, как работает вся система.

Его одутловатое и застывшее, как маска, лицо преобразилось, глаза заблестели, он оживился, на бледных щеках появился румянец. Было ясно: рассказывать о сооружении ему приятно, а кроме того, к собеседнику, который интересуется его сложным хозяйством, он испытывал симпатию.

Если что–либо было неясно, Бахусов останавливал его, и тогда механик, внимательно посмотрев на моряка, будто хотел прочесть вопрос в глубине его глаз, снова начинал своеобразное объяснение. Порой он забывал, что Алексей не понимает по–японски, и начинал говорить, но, спохватываясь, смущался, отчего выражение лица его делалось виноватым, и опять переходил на жесты.

С грехом пополам объяснив действия оператора за пультом, Экимото провел Бахусова за ширму. Эта часть комнаты была больше. Вдоль одной стены стояли станки: токарный, фрезерный, сверлильный, шлифовальный, слесарный верстак — полное оборудование механической мастерской. Вдоль другой размещались выдвижные шкафчики с аккуратно разложенными инструментами и материалами. На каждом наклеена белая табличка с иероглифами и цифрами, вероятно, обозначающими, что и в каком количестве здесь хранится.

Все содержалось в идеальном порядке. В торец комнаты врезалась желтым фанерным прямоугольником небольшая дверь. Механик открыл ее. В углу стояла обычная железная, как у европейцев, кровать, застеленная таким же, как у всех, белым одеялом, рядом с ней — тумбочка с настольной лампой, прикрытой абажуром из фольги. За стеклами шкафов виднелись книги и журналы. Перпендикулярно стенам в несколько рядов размещались короткие полки, на которых стояли маленькие глиняные горшочки с какими–то — в четыре–пять листочков — растениями или рассадой и много разного размера картонных коробок с прямоугольными этикетками. Экимото открыл одну из них и показал Бахусову. Там лежали похожие на бобы, палевые, в коричневую крапинку зерна. Алексей догадался: здесь механик хранит семена цветов и овощей, которые сажает в оранжерее острова. Тут же был столик–верстачок, на нем крошечные напильники, тисочки, сверла, иглы, пинцеты, лупы и небольшой медицинский микроскоп. Экимото отодвинул затянутую розовой занавеской стеклянную дверцу плоского шкафа, и Бахусов замер в восхищении. На смонтированных почти до самого потолка стеллажах стояли сделанные с изумительным мастерством различные модели судов, механизмов, автомобилей, макеты домов, храмов, построек.