Отец Валентина возился в саду. Медведки корни у деревьев портят, и он готов целыми днями сад перекапывать. С Юрой он даже не поздоровался. Сразу видно, что сегодня отцу не повезло, ни одной гусеницы не нашел, а у него уже две молоденькие груши засыхают.

Не заходя в дом, Валька поставил сумку на подоконник, повесил на форточку лук и пошел с Юркой к парому.

Шурик, младший брат, увязался было за ними. Но Валентин приказал ему топать домой, несмотря на его истошный рев. Гляди там за ним! Что он — нянька?!

Они связали одежду в узел и забрались на паром. До моста от Набережной далеко, вот и соорудили здесь перевоз, чтоб удобней на песчаный пляж добираться.

Они сидели на шершавых досках и болтали ногами в воде. А несколько мальчишек, на четыре года моложе их — мелюзга из пятого класса, тянули за канат. Одно название что паром. Восемь пустых бочек из–под бензина, к ним прикручены проволокой доски, а по краям два кольца, через них канат пропущен и закреплен за сваи на этом берегу и на другом. Так вот и тащи сам себя, да еще вместе с паромом, к пляжу.

Мальчишки уважительно посматривали на Юрку и о чем–то шептались. А он на это хоть бы хны. Не впервой. В такие минуты Вальке всегда обидно: почему и он стихов писать не умеет? Одно время и на него мальчишки с уважением смотрели. Это когда он в секции боксом занимался. А потом ему на первой же товарищеской встрече таких синяков по–дружески навешали — целый месяц не сходили. Ну, отец и запретил. Да Валька и сам раздумал. Ему еще повезло, что отец запретил. Все равно бы в секцию ходить не стал. А так хоть перед всеми оправдаться можно.

Бочки задели мель. Ребята соскочили и побрели к берегу.

А позади, на Набережной, надрывался какой–то мужчина в соломенной шляпе:

— Паром! Паром!

Долго ему ждать придется, пока кто–нибудь в город надумает.

Пацаны с их улицы, как обычно, лежали невдалеке от пляжа, на обрыве, и слушали, как Славка хвастается. Он всегда хвастается. И особой тут проницательности, конечно, не нужно: если вокруг него собралась куча ребят, значит, или драка затевается, или рассказ о жизни и необыкновенных приключениях Вячеслава Чумакова — по прозвищу Чумиций.

Увидев «поэта» Тихонова, Славка умолк, встал и, демонстративно повернувшись к нему спиной, вразвалочку направился к обрыву. Разбежался, с силой оттолкнулся двумя ногами, так что земля загудела, и как бы повис ласточкой над водой. Но в последнее мгновение какая–то неведомая сила завернула его, и вместо ласточки вышло полусальто — он грохнулся в реку плашмя, спиной.

Чумаков вынырнул с вытаращенными глазами. Морщась от боли, лег на воде, растопырив руки. И течение понесло его «бездыханное тело».