Есть детская игра: один что–нибудь прячет, другой ищет, а ему помогают: «Горячо! Холодно! Теплее, теплее!» Мне кажется, что Опарин где–то совсем рядом с тем местом, где упрятана истина, уже совсем «горячо», но секрет еще не раскрыт.

Чаще всего теория опережает практику, и опыт — лишь памятник ей. Обелиск или надгробие. Но случается и иначе. Задолго до появления теории Опарина, в 1897 году, когда два югославских ученых, С.Лозанич и М.Йовишич, ставили биохимические опыты, воздействуя на различные органические соединения «потоком искр». Позднее, в 1913 году, скромный немецкий химик Вальтер Лёб, ничего не зная о теории Опарина, поскольку теории еще не было, а автор ее сидел на студенческой скамье, пропускал электрические разряды через смеси аммиака, воды и углекислоты. Он доказывал, что получал аминокислоту гликокол. Так ли, нет ли, не знаю. Знаю только, что справедливости ради не следует забывать эти первые опыты, — так трудно всегда быть первым…

Шли годы, и многие ученые в разных странах стремились создать искусственную жизнь. Моделировались условия детства земного шара, создавались газовые смеси и водные растворы, которые могли тогда образовываться, но высечь искру жизни из безжизненной материи не удавалось!

Может быть, наиболее тонкие эксперименты проделал в 1953 году молодой аспирант Чикагского университета Стенли Миллер. Создав в лаборатории модель земной атмосферы, Миллер стал пропускать через эту газовую смесь сильные электрические разряды и получил различные аминокислоты и другие органические соединения. Другие ученые повторяли эти опыты, заменяя искусственную молнию потоком ультрафиолетовых лучей, раскаляя газы и даже подвергая их воздействию ударных волн. Сидней Фокс из Флоридского университета изловчился и сделал следующий шаг вперед: он заставил полученные аминокислоты связываться между собой и получил еще более сложные соединения, названные им протеиноидами, крохотные белковые сферы. Шарики Фокса уже приближались по своим размерам к примитивным бактериям. Биохимики Сирил Поннамперума и Хуан Оро тоже сумели синтезировать несколько сложных органических соединений, лежащих в основе нуклеиновых кислот. Все явно ходили где–то очень близко, всем было «горячо», это была уже почти жизнь — «предбиологические соединения», как о них писали, но как много в этом «почти»!

Знай мы сегодня в деталях весь механизм возникновения жизни на Земле, у нас было бы больше оснований рассуждать о вероятности жизни во Вселенной. Но и только — больше оснований. Да, было бы просто великолепно стереть в истории своей эволюции все «белые пятна», тем более что мы (быть может, очень нескромно) полагаем, что земной опыт природы оказался удачным. Но следует ли из этого, что природа повторялась, используя однажды найденный путь? Даже разгадав все тайны земной жизни, мы не будем знать степени ее похожести на иную жизнь. Мне могут возразить, что коль скоро жизнь базируется на углеводородных соединениях, то всякое возможное многообразие в основе своей должно содержать нечто общее. Довод серьезный и логичный.