— Нет, что ты! Наверняка они выработали какое-то предложение. — Я успокаивающе погладил ее по плечу. — Какие-нибудь требования ко мне и к тебе… Разумеется, мы будем торговаться. Пообещаем не мешать им… только я тебя прошу, будь искренна! Они почувствуют ложь!

Тук. Тук-тук.

Стучали в московскую дверь — она давала самый «железный» отзвук. Жаль. Я бы предпочел стук из Кимгима и визит Цая.

— Я буду очень убедительна. — Настя встала и начала торопливо одеваться. Белые брюки, белая блузка с короткими рукавами — летняя, нелепая в осенней Москве одежда. — Знаешь, мне немножко страшно.

— Ничего. — Я подмигнул ей. — В плохом голливудском кино хорошие ребята всегда выигрывают.

— А мы хорошие?

— Лучше не бывает, — сказал я, влезая в джинсы.

— Кирилл…

— Да?

Настя покачала головой:

— Нет, ничего. Я потом тебе скажу.

Улица была еще пустынна, как бывают пустынны московские улицы в шесть утра, когда выпадает первый снег. В маленьких городах люди встают и ложатся рано. Только в Москве, засыпающей за полночь, живет пустота утренних зимних улиц.

Наталья Иванова стояла у двери. Легко одетая, в вытертых джинсах, аляпистой блузке — огромные красные розы на черном фоне, в облупленных кроссовках — она что, и в самом деле на Черкизовском рынке работает? Шел легкий снежок, волосы Натальи припорошило мимолетной зимней сединой.

— Можно войти? — спросила она.

— А если откажу?

— Это все еще более усложнит, — серьезно ответила Наталья.

— Ну… входи.

Вслед за мной (поворачиваться к ней спиной не хотелось, но выказывать страх — тем более) Наталья поднялась на второй этаж. Огляделась, спросила:

— А где твоя подруга?